Она взглянула на него с подозрением.
– И тебя это остановит?
– Остановит. – Он склонился над ней и прижался губами к ее рту.
О, эта сладость. Эта дрожь наслаждения. Его поцелуй был сплошным искушением, призывом уступить, неотвратимым, словно пение сирен. Ей хотелось глубже зарыться в тюфяк, почувствовать на себе вес его тела, хотелось, чтобы он раздвинул языком ее губы. Не с яростной настойчивостью, как перед штормом, а как тогда, на пляже, с бесконечной нежностью.
Робко, неуверенно, Ивейна ответила на его поцелуй. Ее пальцы скользили по его мускулистой груди. Она утратила всякое представление о времени; забыла обо всем, кроме удовольствия, которое дарили ей его губы.
Он поднял голову и взглянул на нее прищуренными, блестящими глазами.
Ивейна сглотнула и попыталась заговорить. Только после нескольких неудачных попыток она поняла, что ей нечего сказать. Тяжелое биение его сердца под ее ладонью не давало ей сосредоточиться.
Но именно этот ускоренный ритм напомнил ей об осторожности. Между ними снова возникло напряжение. Мышцы под ее рукой казались стальными.
– Уже утро, – выдавила она. – Сейчас не… То есть, нам пора вставать и…
– Никто не ждет, что мы встанем вместе с рабами.
– Нет, но… – Ивейна убрала руку. – Это напомнило мне.… Чем я буду здесь заниматься?
Рорик посмотрел на нее, словно оценивая ее способность к сопротивлению, а затем перевел взгляд на ее локон, который по-прежнему сжимал в руке.
– Пока здесь хозяйничает Гуннхильд, можешь отдыхать. А когда она уедет, будешь делать все, что заблагорассудится. В пределах разумного, конечно.
– Ты хочешь ее отослать?
– Я знаю, что она будет возражать, но не хочу, чтобы она жила с тобой под одной крышей.
– А. – Ивейна задумалась. – А как же Оттар? Ты его тоже отошлешь?
– Может быть, – рассеянно ответил он, глядя на выпущенную из руки прядь. А затем снова схватил ее и принялся наматывать на палец. – Нечего ему тут бездельничать.
– Поэтому ему пришлось уехать из Норвегии? Из-за лени?
Его рука замерла.
– Что-то ты слишком часто спрашиваешь об Оттаре.
Ивейна сглотнула. Она почти не задумывалась, о чем говорит. И, похоже, снова угодила в ловушку.
– Он ведь тоже здесь живет, – сказала она. – И он твой брат.
Рорик нахмурился. Затем неожиданно выпустил ее волосы, повернулся и встал с кровати. Не глядя на нее, открыл крышку сундука, рассеянно смахнув на пол наваленную сверху одежду, и достал рубашку.
Ивейна глядела, как он одевается, с облегчением и, в то же время, с острым чувством потери. Затем он повернулся к ней. Его лицо казалось напряженным, но холода в глазах не было.
