- Ну что ж... так и дальше будет? - спросила она, поджав губы и притворно внимательно глядя в таз с вареньем.
- Как дальше? - спросил Санин и чихнул.
Марье Ивановне показалось, что и чихнул он нарочно, чтобы ее обидеть, и хотя это было, очевидно, нелепо, она обиделась и надулась.
- А хорошо у вас тут! - мечтательно сказал Санин.
- Недурно... - считая нужным сердиться, сдержанно ответила Марья Ивановна, но ей было очень приятно, что сын похвалил дом и сад, с которыми она сжилась, как с родными милыми существами.
Санин посмотрел на нее и задумчиво сказал:
- А если бы вы не приставали ко мне со всякими пустяками, то и еще лучше было бы.
Незлобивый голос, которым это было сказано, противоречил обидным словам, и Марья Ивановна не знала, сердиться ей или смеяться.
- Как посмотрю я на тебя, - с досадой сказала она, - и в детстве ты был какой-то ненормальный, а теперь...
- А теперь? - спросил Санин так весело, точно ожидал услышать что-то очень приятное и интересное.
- А теперь и совсем хорош! - колко ответила Марья Ивановна и махнула ложкой.
- Ну, тем и лучше! - усмехнулся Санин и, помолчав, прибавил: - А вот и Новиков идет.
От дома шел высокий, красивый и белокурый человек. Его красная шелковая рубаха, плотно обтягивающая немного пухлое, но рослое и красивое тело, ярко вспыхивала красными огоньками под солнечными пятнами, а голубые глаза смотрели ласково и лениво.
- А вы все ссоритесь! - таким же ленивым и ласковым голосом протянул он еще издали. - И о чем, ей-Богу!..
- Да вот, мама находит, что мне больше шел бы греческий нос, а я нахожу, что какой есть и слава Богу!
Санин сбоку посмотрел на свой нос, засмеялся и пожал пухлую широкую ладонь Новикова.
- Ну, еще что! - с досадой отозвалась Мария Ивановна.
Новиков громко и весело засмеялся, и круглое мягкое эхо добродушно захохотало в зеленой чаще, точно кто-то добрый и тихий радовался там его веселью.
- Ну, я са-ам знаю... все о твоей судьбе хлопоты идут!
- Вот поди ж ты! - с комическим недоумением сказал Санин.
- Ну, так тебе и надо!
- Эге! - вскрикнул Санин, - если вы за меня в два голоса приметесь, так я и сбежать могу!
- Я сама, кажется, скоро от вас сбегу! - с неожиданной и, больше всего для нее самой, неприятной злобой проговорила Марья Ивановна, рывком дернула таз с жаровни и пошла в дом, не глядя ни на кого. Пестрый Милль выскочил из травы, поднял оба уха и вопросительно посмотрел ей вслед. Потом почесал носом переднюю лапу, опять внимательно посмотрел на дом и побежал куда-то в глубь сада по своим делам.
