– Прости, что помешал тебе. – Он одарил ее самой обаятельной из своих улыбок. Гейбриел ожидал, что она начнет вежливо возражать, но она пожала плечами, его чары явно на нее не действовали.
– Ничего, свет уже не так хорош.
Несколько обиженный, он подошел к старому круглому столу, где Цирцея уже разливала чай. Гейбриел расположился напротив нее, взял чашку с остывшим чаем и с интересом наблюдал за девочкой, чьи увлечения делали ее столь непохожей на обычных молодых мисс. Вместо модных нарядов, покупок и романтических мечтаний она была поглощена только своим искусством.
– Что же ты рисуешь? – вежливо поинтересовался он. Она, прищурив глаза, молча смотрела на него.
– Не говори, если не хочешь, – поспешно сказал Гейбриел.
– Если тебе действительно интересно… – Цирцея замолчала, внимательно наблюдая за ним, и, вероятно, удовлетворенная увиденным, продолжала: – В прошлом году я делала этюды французских деревень, когда была в Европе с Психеей и тетей. Мы пробыли там недолго, но я успела написать несколько акварелей, которыми почти довольна, и еще несколько пейзажей.
– Мне бы хотелось взглянуть на них, – сказал Гейбриел.
Цирцея не ответила.
– Хочешь миндального печенья? – Она подвинула к нему тарелку.
Гейбриел признал свое поражение и взял печенье.
– Так тебе нравятся акварели? Она вздохнула:
– Да, но мне бы очень хотелось попробовать писать маслом. Только если я буду учиться сама, это требует много времени, а мы не можем найти хорошего учителя. Видишь ли, молодые леди должны рисовать акварели, а масло – для серьезных художников. Живопись открывает большие возможности для самовыражения. Мистер Тернер пользовался вместо кисти мастихином, разве не интересно? Мне так хочется научиться. – Впервые в ее голосе послышалась грусть.
– Я понимаю, как это важно для тебя, – тихо сказал Гейбриел.
– Да, и мне хочется писать пейзажи, а не портреты или натюрморты. Знаешь, что сказал сэр Джошуа Рейнолдс?
Гейбриел не знал, но постарался сохранить заинтересованный вид.
– Что же?
– Он сказал, что живопись должна не копировать природу, а идеализировать ее. Он предпочитал исторические сюжеты, «возвышенный стиль», чтобы поднимать дух людей. Но лично я не понимаю, почему талантливо написанный пейзаж не может возвышать дух!
– Совершенно верно, – согласился Гейбриел, пораженный больше ее страстностью, чем словами.
– Как несправедливо, что меня не примут в Королевскую академию искусств, потому что я – женщина, – вздохнула Цирцея.
