Шляпы, купцы, спекулянты, городовой с пьяным парнем в пролетке, актриса, раздранец, студент, гимназистик, девица с кольдкремами, моська, давимая кем-то, и дворник с метлою, подтрепа, гусар, волочащий кривую и длинную саблю, в рейтузах небесного цвета, – в размой тротуара – толкались не так, как вчера, но с испугом, с томленьем, с вопросом, – по улице мимо угла, от которого вонький, разлогий, кривой переулок показывал линию черных, зеленых и розовых домиков тоже не так, как вчера; с косолета над пером заборов виднелася линия труб из-за виснущих сизей фабричного дыма.
И вывеска «Белоцерковский-Гусятников. Овощи», то же кричала – не «овощи» вовсе, не «Белоцерковский-Гусятников».
Что же?
И где начинались базар, крик лавчонок и запахи промозглой капусты со скопищем басок, кафтанов, портков и платков – красных, бледно-лимонных, оранжево-синих и черных – стояло огромное:
– Рррр! Будто кричали:
– Пора! Но кричали:
– Уррр…
____________________
Быстро, бесшумно летела карета по улицам; не замечали ее; и не сопровождали глазами и вздохами:
– Скорая помощь!
– Везут!
Не до этого было, когда побежали мальчишки с листками и с криками:
– Мобилизация!
Здесь уж подводы сроилися; у интендантства: а там собиралась толпа, потому что пошел баталион: воркотал барабан.
Раздавалось:
– Ура!
Но казалось:
– Пора!
Начинался пожар мировой: где-то молнья ударила.
Кучино,
24 сентября 1926 года.
Конец второй части первого тома
