– Приблудный, ты здесь! – удивился старик, и они опять пошли домой вместе.
Так продолжалось недели три. Приблудный ночевал под крыльцом, а по утрам провожал хозяина на вокзал. Вечером он всегда встречал поезд, на котором возвращался Матвей Егорович, и, радостно лая, кидался к хозяину, когда он выходил из вагона.
Взять домой такую неказистую собаку старик стеснялся. Эта привязанность к бездомному псу порой тяготила его, и когда он неожиданно получил путёвку в санаторий, то решил, что так даже будет и лучше: за время его отсутствия пёс отвыкнет, а может быть, и найдёт себе нового хозяина. Но когда наступил день отъезда и ничего не подозревавший пёс остался один стоять на перроне, провожая уходящий состав, Матвею Егоровичу стало не по себе. Он представил, как осиротевший Приблудный будет ждать его вечером и, не дождавшись, голодный, поплетётся куда глаза глядят. «Эх, гадко получилось… – мучился старик. – Ну, да ведь всё равно меня бы с ним в санаторий не пустили!» – утешал он себя.
Приехав на место, Матвей Егорович первое время вспоминал Приблудного, а потом забыл.
Пробыл Матвей Егорович в санатории около месяца и начал собираться домой, в Пятигорск. Домой ехать почему хорошо? – знаешь, что тебя ждут, будут встречать, а Матвея Егоровича, старичка, никто не ждал, ведь он был бобылём!
Подходит поезд к Пятигорску; тут встречи, объятия кругом, а Матвей Егорович сторонкой со своим чемоданчиком людей обходит. И вдруг кто-то на него с размаху кидается! Старик чуть чемодан из рук не уронил. Глядит – а это Приблудный! Тощий, грязный, но столько в нём радости, что старик даже прослезился.
– Ах ты, голубчик мой, не забыл меня, старика, – бормотал он, лаская собаку. – Эк, поди, настрадался тут один!
С этого дня судьба Приблудного была решена, и, возможно, он в первый раз в своей жизни спал в комнате. Сослуживцы рассказали Матвею Егоровичу, что весь его отпуск горемычный пёс каждый вечер встречал поезда, несмело шныряя по перрону.
Старик крепко привязался к собаке, и, надо сказать, что Приблудный действительно был собакой, редкой по смышлёности. В комнате он всегда лежал на своём коврике, никуда не лез, ничего не трогал, а своего хозяина понимал с полуслова.
– Подай-ка мне, старина, шлёпанцы, – говорил Матвей Егорович, и Приблудный приносил ему туфли. – А ну, марш за газетой, – говорил старик, подавая собаке монету, и пёс через несколько минут возвращался с газетой в зубах.
– У меня пёс особенный, – говаривал Матвей Егорович. – Обычно люди себе собаку выбирают, а мой – хозяина себе выбрал.
