Вооружение Франции обошлось очень дорого для всех, потому что к нему приступили слишком поздно и враг успел принять меры. Ввиду повышенной бдительности врага операции не могли быть проведены так, как неоднократно и настоятельно предлагали КФЛН и Сопротивление. Откровенно говоря, в том, что вооружение Франции не было проведено раньше, повинно длительное недоверие к французскому движению Сопротивления.
Участники Сопротивления, не носящие военную форму, составляют авангард десантной армии и являются в настоящее время единственной военной силой, введенной в бой союзниками на Западном фронте. Необходимо поэтому оказать им тактическую поддержку, в частности авиацией. Уклонение от такой помощи чревато последствиями, которые скажутся и после победы. Бойцы французского Сопротивления отмечают, что некоторые указанные ими немецкие военные объекты не подвергаются ударам, отчего может возникнуть разочарование, которое не рассеет даже победа. Между тем усилия, приложенные мною, чтобы избежать этого, остались напрасными. Необходимо срочно добиться разрешения этой основной проблемы, и здесь поддержка Ассамблеи приобретает огромное значение..."
Приближался день высадки, и в Алжире наступило время исторических фраз. Генерал де Голль встретил меня по возвращении из Лондона весьма холодно: я и Андре Филипп уронили свое достоинство, позволив британским властям произвести осмотр наших вещей и бумаг перед посадкой на самолет, осмотр этот был совершен в соответствии с решением британских властей от 17 апреля. Де Голль предпочел бы, чтобы я остался в Лондоне, отказавшись от обязанностей комиссара внутренних дел, но не примирился с подобным "унижением".
Темперамент, жажда почестей и желание поддержать свой престиж завели его еще дальше. Безопасности ради англичане потребовали от иностранных представителей в Лондоне (исключение, как мне помнится, было сделано только для России и доминионов), чтобы те, связываясь с внешним миром, не пользовались дипломатической почтой и шифром. С этого момента наши телеграммы должны были проходить цензуру и отправляться через британский шифровальный отдел. Де Голль рассердился и предпочел скорее прервать всякие сношения с Лондоном, чем отказаться от какой-либо прерогативы суверенитета, хотя Комитет не был вправе настаивать на ней, поскольку не был признан англичанами как временное правительство.
Между Пьером Вьено, нашим дипломатическим представителем в Лондоне, и де Голлем прекратилась всякая связь. Наступило время речей и торжественных обещаний. В Тунисе де Голль провозгласил: "Мы высказываем горячее пожелание, чтобы французская действительность была признана. Только эта действительность... явится основой для конкретных соглашений, позволяющих армиям союзников сосредоточить все свое внимание на задаче, которая была, есть и должна, остаться исключительно стратегической. Тем более сожалеем мы о том, что благодаря прекращению связи между французским правительством и его дипломатическим и военным представителями в Лондоне создалось положение, при котором этот вопрос согласовать невозможно..."
