Представим, например, что в мае 1944 года господа Петэн и Лаваль смогут оказать определенные услуги господину Рузвельту и господин Рузвельт найдет эти услуги ценными и сочтет, что благодаря им сохранены жизни американцев. Ничто не помешает тогда союзникам отблагодарить маршала Петэна и господина Лаваля и даже попытаться поддержать образование правительства, в которое бы они вошли, или по меньшей мере попытаться спасти им жизнь, хотя всего несколько минут назад они, казалось, были оставлены на милость судьбы".
Я вспоминаю наступившую тишину, устремленный на меня холодный, мрачный взгляд господина Рида, который не сказал ни слова, и Черчилля, вобравшего голову в плечи и снова готового ринуться в бой. На мгновение чувства возобладали над разумом. Могло показаться, что я вовлечен в семейную ссору: - You don't want us to be pals? (Вы не хотите, чтобы мы были друзьями?)
- Окажите мне дружескую услугу, пришлите с каким-нибудь поручением генерала Жоржа... Да, я знаю, вы мне уже говорили, что он не "кремень", его били, но в его теле остались осколки, и он не раз выручал меня. Это друг. А я нуждаюсь в друзьях...
- С вашим де Голлем труднее поладить, чем со Сталиным или Рузвельтом. Впрочем, вы ошибаетесь, делая ставку на Сталина... Не так уж он хорошо к вам относится.
Я несколько удивлен последним замечанием. Правда, Черчилль уже два или три раза заговаривал со мной о Сталине, которого он фамильярно называет "анкл Джо". Тем самым он в определенном смысле выражает восхищение английского народа русскими. Теперь же премьер-министр впервые говорил, как капризная кокетка ("за вашей спиной он плохо отзывается о вас"). Видимо, Черчилля раздражает медовый месяц Свободной Франции и СССР - единственной страны, хорошо относящейся к де Голлю и признавшей его без лишних рассуждений.
Мы все еще продолжали обсуждать судьбу Буассона, Пейрутона и Фландена, а они меж тем в Алжире ели и спали в свое удовольствие, их только взяли под стражу, дабы правосудие освобожденной Франции могло принять решение по вопросу об их ответственности. "Д'Астье обращает на это внимание премьер-министра и высказывает удивление по поводу того, что судьба этих трех лиц может как-то повлиять на отношения между тремя великими державами и на ход военных действий. Черчилль говорит об опасности, которую представляло бы для союзников и их коммуникационных линий враждебно настроенное французское правительство. Междоусобицы во Франции в момент высадки союзников были бы весьма нежелательны.
