Она сидела в машине, понимая, что зря тратит время, медля, всячески откладывая волнующий момент. Затем, вздохнув, она откинула тяжелую гриву рыжевато-белокурых волос и заставила себя вылезти из «бронко», прошагала к главному входу и вошла внутрь. Старомодный колокольчик над дверью громко звякнул, возвещая о ее приходе.
Волна воспоминаний захлестнула ее. Так же полнились товарами стойки, тот же серый цемент пола, а налево – стеклянная витрина, доверху забитая украшениями: серебряными пряжками для поясов, золотыми сережками с Блэк-Хиллз, кожаными галстуками, одеколонами… А сверху, сверкая и позванивая на ветру, свисали с потолка гроздья колокольчиков. Детская радость охватила ее.
Женщина за низким деревянным прилавком напротив фасада лавки подняла глаза. Она была высокой и пышнотелой. Волосы ее были невероятного рыжего цвета, а возраст явно перевалил за шестьдесят пять, хотя, если учесть сверкающе-алую полоску помады, подрисованные брови и болтающиеся серебряные серьги, она не сдавалась годам. Долгую минуту она молчала, глядя на Шелли. Затем улыбка, широченная, сердечная, теплая, озарила ее лицо.
– Черт меня побери! – воскликнула она голосом, напоминающим звон удара монтировки о днище бочки из-под виски. – Да это же маленькая Шелли Грейнджер! Да такая взрослая! Иди сюда, девочка. Дай тебя обнять.
Шелли еле сдержала внезапный приступ слез: при звуках этого голоса воспоминания хлынули водопадом. Клеопатра Хейл была первоначально той самой Хизер-Мэри-Мари, пока не решила в восемнадцать лет, что имя у нее старомодное, и не поменяла его законным путем. Она утверждала, что Клеопатра звучит шикарнее и лучше соответствует ее облику. Пять мужей внесли в ее образ свой вклад, причем последний, пятнадцатилетней давности, подарил ей фамилию Хейл. Джош говорил, что Клео не стала больше выходить замуж, решив, что фамилия Хейл прекрасно сочетается с ее именем.
С лучезарной улыбкой на некрасивом лице Клео распростерла руки и, обогнув прилавок, заключила гостью в объятия. Растроганная Шелли утонула в ее медвежьей хватке, знакомом аромате одеколона «Чарли» и запахе сигарет «Кул».
Они довольно долго обнимались, пока Клео не оттолкнула ее.
– Пожалуй, на сегодня достаточно. Какого черта ты так долго не возвращалась? Даже по телефону не звонила… не говоря уже о визите?
Шелли, растроганная, только усмехнулась:
– Так получилось. Не могу объяснить как.
Клео фыркнула.
– Конечно. – Ее лицо смягчилось, и она лишь коротко сжала ее плечо. – Мне очень жаль Джоша. Тебе, должно быть, это тяжко далось.
