Они стояли возле табора. Наступил вечер. Из горшков и котлов, висящих над кострами, доносились соблазнительные ароматы, но мужчины не чувствовали их.
Родриго никогда не сердился на Дюранте де Алессандро, потому что любил как отца… обожал. У него никогда не было ни малейшей причины сердиться. Но сейчас он злился.
— Вы хотите сказать — невозможно объяснить несчастный случай, в котором замешан Zingaro, — горько поправил юноша.
— Таких, как Корсини, не убедишь, что это не было убийством, — Данте провел рукой по волосам, очевидно подбирая правильные слова.
Родриго понимал, — нет правильных слов, чтобы скрыть столь отвратительную правду.
— Поехали, — наконец сказал принц, и они вскочили на коней.
От волнения Родриго даже не заметил прекрасное кожаное седло, не оценил в достаточной мере великолепное животное — эмоции захлестнули его.
Они отъехали от табора и углубились во владения Монтеверди. Расплавленный диск солнца опускался за горизонт. Данте остановился на краю лужайки. Солнце позолотило его волосы, и это напомнило Родриго Марио ди Корсини. Его снова охватило возмущение, он хорошо знал, что сейчас произойдет. И почему. Некоторое время они молчали, затем Данте сказал:
— Мужчина должен научиться такому поведению, чтобы оскорбления скатывались с него как с гуся вода. Не всегда, но иногда. Слово не причинит тебе вреда, если ты не поможешь ему в этом.
— Вы принц, мой господин, аристократ. Вам легко так говорить…
Данте посмотрел на него.
— Никогда не пользуйся таким оправданием, Риго. Это попахивает жалостью к себе. Человек не рождается благородным, а скорее, становится таким. Его имя при рождении ничего не значит, предки — тоже.
— Марио мог бы убить меня! Если вы верите своему племяннику, спросите его. Он все видел.
— Я ни в чем тебя не обвиняю, кроме того, что ты позволил Марио втянуть тебя в дуэль.
— Вас когда-нибудь называли «вонючкой» или «вором»?
Данте спешился и, подойдя к Морелло, погладил его морду. Поднял глаза на Родриго.
— Бывало, сын мой, меня называли и похуже…
Перед этими словами все вдруг отступило на задний план — «сын мой». Многих ли людей принц называет сыном? Многим ли говорит, что человек рождается со способностью стать по-настоящему благородным, а не получает благородство при рождении? Эмоции захватили Родриго, в горле пересохло.
— Тогда я… поеду, principe, — хрипло произнес он, сдерживая слезы. — Если таково ваше желание.
— Это не мое желание, но у нас нет выбора. Если ты останешься в Тоскании, Корсини могут объявить кровную месть моей семье за то, что я защищаю тебя.
