— Клариса, пришел господин Делиз и хочет тебя видеть. Я уже сказала, что ты будешь рада развлечь его, но тебе нужно немного времени, — улыбнулась она. — Он согласился подождать тебя в голубой комнате. Не заставляй его скучать слишком долго, ma cherie.
— Да, мадам.
Минутой позже, овладев собой, Клариса легонько постучала в свою дверь, а затем раскрыла ее. Двое мужчин пристально посмотрели на нее, когда она коротко бросила:
— Я должна попрощаться с вами на этот вечер, меня призывают мои обязанности.
У нее екнуло сердце, когда она заметила, что карие глаза надолго задержались на ней.
— Эта комната мне не понадобится, так что вы сможете пользоваться ею, сколько захотите, — преодолев нерешительность, она добавила: — Будьте осторожны. Сегодня вечером на улицах полно людей губернатора.
Закрыв за собой дверь прежде, чем они успели ей что-нибудь ответить, она торжественно прошла через холл.
Сегодня голубая комната… Пьер Делиз… Хорошо…
Роган оглядел темную улицу, примыкавшую к веселому дому мадам Рене. Рядом с ним затаился, держа руку на пистолете, засунутом за пояс, Бертран.
…Сегодня вечером на улицах полно людей губернатора…
У Рогана не выходили из головы слова Кларисы. Они прозвучали неспроста. Красавица Клариса, вынужденная встать на этот ужасный путь, но не позволившая раздавить себя… Куда более честная и благородная, чем ее судьи…
Заставив себя выбросить эти мысли из головы, Роган принялся тщательно изучать прилегающий участок местности. Он не мог пойти на риск и столкнуться с людьми губернатора. Ни в коем случае… Сейчас — когда так близка цель…
Жестом предложив Бертрану следовать за ним, он вышел на улицу. Через мгновение их поглотила тьма.
— Это пожертвование в дар монастырю. Даритель пожелал остаться неизвестным… — повторял Бертран затверженные фразы.
Утреннее солнце освещало двух монахинь, стоявших у входа в обитель. Одна из них внимала ему с каменным лицом. Другая, бледненькая, хрупкая девушка, едва скрывала испуг, перемешанный с брезгливостью. Обе изучающе, с недоверием смотрели на его лицо. Бертран подавил поднимавшуюся в нем волну враждебности, но чувство неловкости и сердечная боль остались. Он давно свыкся с тем, что глубокий шрам, безобразно рассекавший его щеку от глаза до подбородка, вызывал бурную реакцию у незнакомых людей. Он понимал, что бессилен вернуть назад тот день, когда вертлявая молоденькая проститутка накинулась на него в публичном доме и несколькими быстрыми ударами ножа навсегда изуродовала прекрасное лицо. Она визгливо выкрикивала, что это он напустил порчу, когда лежал с ней в постели, и освободиться от сглаза, по словам прорицательницы, можно, только пустив ему кровь, а иначе проклятие ляжет на нее.
