Жесткий взгляд женщины смерил Эрвина с головы до ног, затем переместился на его провожатого.
– Кого ты привел? – нахмурилась она на сопровождавшего Эрвина мужчину. Ее голос оказался низким и глуховатым, привыкшим повелевать. – Тебе сказали привести Кикласа, а ты привел мне этого мальчишку?!
– Киклас отказался.
– А Бикс?
– Тоже отказался.
– А Монга?
– Тоже. Все отказались. Старик Ламан сказал мне, что этот парень – хороший лекарь.
– Ну, если он ошибся, им обоим не поздоровится. – Женщина говорила об Эрвине так, словно его не было в комнате, и в ее словах была не угроза, а простая констатация факта. Ее жесткие глаза снова обратились к Эрвину. – Ты пришел сюда лечить? Так лечи! – Она кивнула на постель, где лежал раненый. – И помни, если умрет он – умрешь и ты.
Эрвин начал понимать, почему другие лекари предпочли не браться за эту работу. Однако ему не оставалось ничего, кроме как взяться за нее.
Он подошел к постели и выложил инструменты на стул. Женщина следовала за ним по пятам.
– Здесь найдутся еще табуретки? – спросил он. – Мне нужно разложить все это, чтобы было удобнее.
Принесли табуретки. Эрвин разложил на них инструменты и начал осматривать рану – свежую, еще только начавшую воспаляться. Это было хорошо.
– Давно его ранили? – спросил он женщину.
– Вчера вечером.
Эрвин продолжил осмотр. Как он и предполагал, был поврежден кишечник. Это было плохо.
– Придется вскрыть рану, – сказал он женщине. – Сначала нужно заживить внутренние повреждения.
– Делай как знаешь, – сказала она. – Но помни…
– Мне понадобится открытый огонь – свеча или лампа.
Ему принесли светильник и поставили рядом на стол. Эрвин достал кинжальчик мага и прокалил на огне. Затем он поочередно прокалил щипцы, укладывая их на табуретку так, чтобы концы оставались в воздухе. Размял ладони и протянул их над раной, применяя заклинание обезболивания.
Женщина оставалась рядом, следя за его действиями. Эрвин взял кинжальчик и начал расширять рану, пока она не стала достаточной, чтобы увидеть внутренности. Он развел ее щипцами и начал осматривать внутренние органы раненого. Одна кишка оказалась проколота насквозь, другая пропорота, их содержимое частично вытекло оттуда. Эрвин взял жидкость для промывания ран и смыл все дочиста, затем начал тщательно зашивать повреждения.
Он сосредоточил все внимание на ране, словно был на уроке в академии, иногда объясняя вслух, что и почему он делает, – только перед ним лежала не овца, а раненый бандит, и рядом с ним стоял не наставник, а эта женщина с волчьим взглядом, следившая за каждым его движением и ловившая каждое его слово.
