– Может, это и к лучшему…
– Не говори глупостей, живым всегда быть лучше, чем мертвым!
– Хватит рассуждать, Тата Гуамарач ито, что мне надо делать?. – прохрипел Хуандо, кашляя, обливаясь потом.
– Пойдешь и разожжешь костер, дурной огонь…
– Кто?
– Ты…
– Я?
– Ты. И напишешь и оставишь там свой наказ, твой наказ убить, ведь недаром ты зовешься Хуандо, до, до, до…
– Да как же мне это сделать, если в наказе я должен велеть тому, кто повстречает дурной огонь и возьмет холщовую сумку, убить в драке… врага, которого у меня нет?
– Все это правильно, Хуан-до-до, но я укажу тебе другой, лучший путь. Ты разорвешь цепь смерти, цепь, к которой ты прикован, понял?
– К чему я прикован?. – переспросил Хуандо после молчания, наполненного дыханием двух людей.
– К цепи смерти, которую разорвешь.... – стоял на своем Тата Гуамарачито. – и не будешь тогда таким дохлым, не будешь «фунесто».
– Разорвать цепь смерти? Нет, Тата Гуамарачито, это может принести мне еще больше бед. еще больше запутает дело…
– Дурной огонь, который тебя опалил и жжет тебе нутро, виновник очень многих смертей, и настало время его затушить. Благословен тот. да, благословен тот, кто, как ты, может это сделать…
– Скажи мне. – как?..
– Я сам пойду с тобой. Встретимся через восемь ночей на девятую. Сейчас ночи светлые, луна на небе, а через восемь суток мгла будет полная. И тогда я приду за тобой и все поведаю тебе, и мы пойдем вместе…
Тата Гуамарачито и Хуандо, засевшие в сосняке, услышали далекий стук лошадиных копыт. Неторопливый, четкий цокот. Они понимали, что лошадь осторожно идет по каменистой тропе у подножия холма и вот-вот выйдет на дорогу, возле которой им надо развести костер, дурной огонь.
На фоне тусклого отсвета звезд, в молочной полутьме обрисовалась фигура всадника. Лошадь была еще далеко. Самое время, однако, чтобы Хуандо зажег огонь. Он так и сделан.
Подобно звезде, упавшей в гущу темного леса, вдруг осветило дорогу яркое пламя.
Всадник заколебался, но другого пути не было, и… вот он уже вблизи костра, спешился с пистолетом в руке.
Человек не мог и не пытался уйти от соблазна. Побледнев, тяжело дыша, не замечая выбившихся из-под шляпы волос, которые лизали ему лоб и глаза, как языки черного пламени, он схватил холщовую сумку, вскочил на лошадь и удалился быстрым галопом, потом перешел на рысь, а костер продолжал пылать.
– Видишь, все очень просто.... – Тата Гуамарачито обнял Хуандо. – Теперь мне уже нельзя называть тебя «фунесто», ты избавился от колдовства дурного огня.
