Если будут монеты, думали, как их истратить, а если драгоценные камни. – кому их продать…
И твердость снова уступала место опасениям…
– Хуандо, ты спишь?... – Нет…
Да.. – А если в сумке окажется золото? Что будем делать?
Напрасно ждала она ответа. Дождалась лишь невнятного кряхтенья. А потом он приподнялся и сам робко спросил:
– Карденала, а может, лучше не идти… Вдруг напоремся на дурной огонь, и тогда мне конец. Сейчас я хоть бедный, да счастливый.
– Трус, вот ты кто. Трус, сам не знаешь, чего тебе надо. То говоришь, что идешь, а то. – нет.
На другую ночь Карденала завершила этот же самый диалог кратко и категорично:
– Вот что я тебе скажу: если не пойдешь, пойду я одна! День ты мне назвал: первый вторник, какой приходится на девятое число месяца, и место ты мне сказал: внизу, под Песчаным холмом.
И вот теперь, когда они, не чуя ног под собой, бежали к цели, он. – впереди, она. – сзади (сколько раз мысленно они уже проделывали этот путь!), зыбкая почва вдруг поплыла под ними, и они. не удержавшись, съехали вниз по откосу с Песчаного холма прямо в овраг, который выводил на дорогу.
Постояли, отряхивая руки от песка, который чуть ли не въелся в ладони, когда на крутом спуске они цеплялись за землю.
– Дорога сама нас выведет,. – приговаривала она сзади.
А Хуандо помалкивал. Здесь, в этом овраге, рождалась дорога. Дорога рождается, как река: одна тропка сливается с другими и превращается в тропу. Немного спустя это была уже не тропа, а проезжая дорога.
– Ты взял с собой мачете?... – Она знала, что он взял, что ее муж никогда не ходил без мачете, но ей было страшно и хотелось лишний раз убедиться, услышать от него самого, что мачете он взял.
– Взял. И наточил. Волосок на лету разрежет,. – отвечал Хуандо громким голосом, словно для того, чтобы какой-то невидимый враг знал, с кем ему придется иметь дело, если вздумает напасть.
«Я помолюсь»,. – порывалась сказать Карденала, но не могла выговорить ни слова.
На сердце у нее стало тяжело, захотелось броситься вперед и остановить мужа, сказать ему. мол, постой, давай вернемся. Плохое предзнаменование.
Она шла и молилась, молилась всем святым, и больше всего. – за Души заблудших. Иногда она сама слышала, как причитает, будто сомнамбула:
– Спаси и помилуй Души заблудшие… Души заблудшие… Души заблудшие…
И вдруг. – безъязыкий огонь. Да, все огненные языки слились воедино над кучей сухих маисовых листьев и веток. Огонь внезапно предстал перед ними за поворотом широкой дороги. Кто-то его зажег. Да, кто-то его зажег. Но кто, если вокруг не было ни живой души. И запылал он, будто по волшебству, как раз тогда, когда они сюда подошли. Если бы костер не вспыхнул вовремя, он или бы уже прогорел, или затух от ветра. Хуандо остановился, поднял руку, словно защищая глаза от слепящего золотистого пламени, расколовшего мрак. Сзади Карденала, онемев от неожиданности, только хватала ртом воздух и крестилась.
