Оглушительный вой ветра, грохот прибоя, гулкий стон изнемогающей в битве земли - сама Праматерь взывала к небесам; в ее упорном, повторяющемся зове прорывалось что-то жалобное, мучительно невысказанное, доисторическое, прабытийное.
Я взобрался на толстый бугристый сук громадной столетней софоры; ее изборожденный корявыми морщинами черный, в два обхвата ствол, покрытый десятисантиметровой корой, стойко выносит удары свирепого ветра.
Софора метров на десять отстоит от кромки обрыва и возвышается над морским берегом подобно старинной башне; внизу клокочет рыдающее море.
...мрачный бессветный взгляд из-под капюшона давит, давит на душу... Что нужно тебе, окаянный?! Кто ты?..
Твердая, как соль, снежная крупа метет хлестко из близких туч летучими плетями мне в лоб, в глаза, сечет щеки; я кое-как загораживаюсь куцым цигейковым воротником кургузого ватного полушубка и c восхищением молитвы вбираю в себя трагическое зрелище могучей битвы стихий. Лицо мокро (от растаявших на щеках соляных крупинках снега? от слез?) Седая муть, павшая на вспененную в муках Меотиду, стремительный пролет туч над пустынными туманно-серыми берегами - из хаоса в хаос, из бездны в бездну, из мглы во мглу, - гул ветра, - ровный неумолкающий рев прибоя - ввергают мою душу в высокий восторг. Ревущие бездны манят. В этих безднах - таинственно чувствую это - судьба.
И уже знаю, что в жизни есть роковая тайна - которая не открыта никому, но правит мирозданием.
_______________
Увлекшись описанием давнишней бури (случившейся в 1962 году, в феврале, 22-го числа, в четверг - вдруг это будет иметь значение в дальнейшем?), явившись в ресторан в три, я очутился в пустом зале пред пустыми столами; пришлось отправиться в кухню, где официанты и повар, пунктуальные островитяне, не понимающие, как можно принимать ленч после половины третьего, все-таки сжалились надо мной ("он же с континента, снизойдем уж!"), словно над ребенком, и накормили меня весьма приличным обедом.
Отобедав, я, как был, без плаща, вышел на тротуар перед подъездом отеля: подышать воздухом - ибо Норд-ост съел время моего обычного утреннего моциона, о котором упоминалось выше. Хоронясь от накрапывающего дождика под козырьком подъезда, я прохаживался вдоль стеклянного фасада отеля - и столкнулся с моей смарагдовоглазой горничной, выбежавшей бодренько из служебного выхода. Ах, каким освежающе-искристым водопадом зеленых вод окатил меня ее веселый взор!
