– Говорят, у меня зеленые глаза, это правда? – спросил он, устроившись на траве возле таза с опустевшей водой.
– Нет.
– Вот и я думаю, чего они все так говорят. Они же у меня цвета песка, да?
– Да.
– А ты кто?
– Да как тебе сказать...
Она тогда так и не нашлась, что о себе сказать, и он молча составил о ней какое-то мнение, которое сохранил до самой своей смерти, последовавшей ровно через шесть лет после той ночи в обществе таза с луной.
Ей было бы интересно знать, что он о ней думает, но тогда она не спрашивала, а сейчас не у кого.
В дверях возник незван-непрошен невольник. Рот у Аврелии был набит кроличьим мясом, и она невольно чавкнула, полюбопытствовав:
– Тебе чего?
– Лицедеи прибыли, госпожа.
Этих лицедеев так и не дождался Гай. Труппа Отуса сторонилась столицы, выступая по имперским захолустьям. Гай звал их. Отус медлил, оставляя зов без ответа. Теперь он прибыл, чтобы никогда не узнать год назад убитого Гая, и сыграть для его вдовы новую трагедию «Калигула», сочиненную одним вольноотпущенником-галлом, который в бытность свою рабом служил живой книгой своему господину.
– Я ловлю себя на том, что совершенно не хочу Луну.
Аврелия пировала один на один с Отусом – толстым, крашеным, еще в гриме после представления, педерастом, естественно.
– Ну и что же? – рассеянно отозвался он.
– Я, императрица.
– Вы, верно, не обойдетесь Луной, госпожа.
– Возможно, – Аврелия запустила пальцы в свой густой рыжий парик – она тоже оставалась в костюме и гриме, – Как вам Калигула?
– Это он. И я не мог понять себя, госпожа. Временами, глядя на вас, я забывал, что вы женщина, и меня тянуло к вам, как к мальчику. Временами я вспоминал, что вы женщина, и меня начинало к вам тянуть еще сильнее, потому что вы очень, очень похожи на мальчика, и при том – женщина. Понимаете? Вы – императрица. Но откуда вы знаете, каков Калигула?
– Это очень просто. Он невозможен, Отус. В дольнем мире он невозможен. Я показала то, что невозможно. Ибо если сделать это, меня заколют стилетами.
Отус понимающе ощерился.
– Разве «гвардия» и «плебс» уже просто слова?
– Это скучно, Отус. Это уже было. И это кончится стилетами.
– Носите с собой яд и постарайтесь успеть раньше, госпожа. Этот сюжет требует быстроты, нет?
То, что имелось у нее с собой, было, по ее разумению, лучше яда.
За ночь покои до сводов налились теплом. От окон потягивало варом. Аврелия глядела в слепую решетчатую белизну окна, и размышляла, что может сейчас твориться в городе. Оттепель там, и на белом появились черные влажные мазки. Отус играет своего «Калигулу» для черни, и в главной роли сухопарая, натертая белилами египтянка, подающая свои реплики до звона в ушах чисто. Стражи на рынках ходят попарно, месят снег и морщатся, чуя под пятками талую воду... И так далее, и так далее, и далее так, и да будет так во все время ее правления.
