— Если хочешь, — предложил я, следя за ним, — выйдем во Двор.
— Так ведь дождь! — улыбнулся Селин.
— Ну, ладно. Есть претензии, жалобы?
— А как же, — заявил он (я встрепенулся), — есть претензии!
Уткнувшись в бумаги, я, не глядя на него, спросил:
— Чем недоволен?
— Ребят у нас мало. Группы — по десятке! Со всей школы две команды наберешь, а на регби и того меньше. Неинтересно!
— Хорошо, я запишу. На что сам жалуешься?
— Я же говорю, ребят мало!
В его абсолютно честных глазах не было ни капли иронии. Над чем они все-таки смеялись с директором в коридоре?
— Тебе здесь не очень скучно?
— Что вы! Я староста группы, — с достоинством сообщил он, тронув матерчатую нашивку на рукаве, — времени нет скучать.
Ах, даже староста. Не слышал я, чтобы в спецшколах привлекали подопечных к управлению. Оригинально!
— Как же ты сюда попал?
Селин хохотнул.
— Ерундой занимался с ребятами…
Он рассказывал о своих делах спокойно и равнодушно, словно все это было очень давно и не с ним. Перевоспитали уже или считает прошлые свои забавы нормальным досугом? Вот я сижу тут с ним, слушаю о его подвигах на арлимском пепелище, а что мой сын?.. Черт его знает, с кем он связался и почему не ходит в школу…
— Чем вы занимаетесь в мастерских? — перебил я Селина.
— Как чем? Наша группа пулемет собирает, крупнокалиберный.
— Зачем вам пулемет?
— Ну, приятно пострелять. Я в детстве самопалы делал…
— А сейчас не делаешь?
— Зачем? Пулемет же!
— Да, пулемет это не самопал. Боеприпасы сами делаете?
— Конечно. Я придумал, как гильзы обжимать.
— Молодец! А не боитесь ранить кого-нибудь?
— Что вы? — удивился Селин. — У нас знаете какой полигон! Вот если самопалы — точно кого-нибудь убьет. А так — нет.
— Ну, ладно… что это?
За окном кто-то затрещал и засвистел. Селин вытаращил на меня глаза.
— Это соловей, — осторожно сказал он, — значит, дождь перестал.
— А разве они осенью поют?
— Поет ведь этот.
— Хорошо, свободен. Позови директора.
Пришел директор, Селин остался стоять в дверях.
— С Гузиком я закончил.
— Ага. Ну, иди, Селин. Впрочем… — Он посмотрел на меня.
— Напоследок, скажем… — Я как бы наугад провел по списку. — Вот этот. Пит Джеджер.
— Позови Пита, — сказал директор как ни в чем не бывало.
Селин кивнул и вышел. Лифт слабо загудел. Директор между тем сел в кресло напротив и отодвинул бумаги Седина.
— Один из самых трудных подростков. Полнейшая невосприимчивость к требованиям подчинения закону и в большой степени недальновидный гедонизм. Мы возились с ним два года, теперь его не узнать.
