И пошел к двери. Выходя, еще раз глянул на лежащего, посмотрел на Виктора и вышел.
Виктор заметил его странный взгляд, но его внимание было приковано к Ксении. Она сидела боком к нему. Волосы чуть сбились, глаза прикрыты полуопущенными веками, белое, немного одутловатое лицо в мелких красных точках укусов. Но он видел не уставшую некрасивую женщину, а девушку-подростка, стройную, гибкую Ксению тех лет…
— Не смотри на меня, — попросила Ксения. — Вот отосплюсь, помоюсь, тогда смотри.
У входа в штаб тоже кишел народ. На скамейке сидели дружинники, старуха в платочке на седых волосах требовала, чтоб к ней немедленно вышел Сармат, и не верила, что он сейчас наводит порядок на вокзале. «Я как раз с вокзала, — говорила она, — там ужас что, а ваш старшой здесь отсиживается…»
— Пошли к реке, — сказал Виктор.
Они протиснулись сквозь толпу и вышли на спуск.
— Далеко не отходите, — крикнул им вслед молодой дружинник, стоявший у привязанных к стойке коней.
Виктор успокаивающе похлопал себя по боку. Под курткой болталось стволом вниз ружье, изъятое у Борова.
Они медленно сошли к набережной и постояли у воды. Ксения молчала, а Виктор не знал, о чем говорить. Да и не хотелось. Сытое ощущение покоя наполняло его. Вот он нашел свой дом, и не надо больше мотаться по необъятным просторам земель, не надо обходить таможни и кордоны, не надо уползать по зиме в свой бункер и время от времени искать в людных местах мелких приключений и одноразовых девиц с веселых площадок Балчуга… И вместе с тем его не покидало смутное чувство, даже не чувство, так, отблеск слабый, след тени — кончился его путь, и куда бы он дальше ни шел, куда бы ни закинула его трасса случая — поставлена некая точка, и все, что после нее, — не имеет значения.
Он с досадой пытался отбросить нелепые мысли, но тут вдруг Ксения схватила за руку и заплакала. Он не понял, в чем дело, а она уткнулась в его плечо и сквозь слезы что-то бормотала.
— Митя умер, умер Митя… — наконец расслышал он сквозь всхлипы.
Странный взгляд Мартына и неподвижное тело на диване сложились в одно. Митя был уже мертв, когда они выходили из комнаты, они не оставили его одного умирать среди незнакомых людей, говорил он, он ушел во сне и, наверно, знал, что умирает, а она кивала, утирая слезы мятой тряпкой, а ему хотелось крепче обнять ее, прямо как есть, в длинном безобразном платье до пят, успокоить, утешить.
Потом они молча и медленно шли по набережной. У высокого серого здания, на крыше которого уцелели большие буквы «ГОСТИН», они присели на каменный парапет. Только тогда Виктор обратил внимание на трех мужчин, идущих за ними. Это не были дружинники.
