Голоса из кухни не давали заснуть. Иногда тонко звякало стекло. Ночной гость негромко убеждал деда Эжена переселиться, панельные дома рушатся один за другим, их даже на консервацию не ставят, принято решение вообще все панельные коробки снести, больше трех миллионов все равно в Москву не наберут, а в ответ дед Эжен отвечал, что он хоть сейчас, да только барахла много, если с машиной поможет, то можно и переехать.
— Завтра трейлер подгоню, — сказал гость.
— Спасибо, Алан, только до трассы придется на себе тащить.
— Помогу. Новые внуки помогут.
— Им с утра бежать надо, в Лицее могут хватиться.
— А-а, — протянул гость, — заложники. Бедные дети.
— Ты что-то путаешь… Ладно, бог с ними. Помоги вывезти записи. Хотя кому они сейчас нужны!
— Не расстраивайтесь. Сейчас не нужны, завтра понадобятся. Коллекция забавная, конечно, но…
— Вот именно, что «но», — сердито ответил старик.
Булькнуло, звякнуло. Саркис невольно вслушался в странный разговор. Почему Сармат назвал их заложниками? Слово знакомое, и смысл понятен, но какое оно имеет к ним отношение?
Речь деда Эжена замедлилась, он стал повторяться. Из его густо пересыпанной непонятными словами речи Саркис уяснил, что дед в прошлом был известным ученым, а в свободное время собирал всякие истории, таинственные и загадочные.
Саркис насторожился, когда речь зашла о таинственном, но через минуту разочарованно зевнул и закрыл глаза. Старик говорил о чтении мыслей, о перемещении предметов и прочих знакомых вещах. Словно прочитав его мысли, дед Эжен тут же добавил, что по нынешним временам все эти аномальные явления стали чуть ли не обыденными.
— Но! — громко провозгласил он. — От этого аномальность их отнюдь не исчезла. Я рес… регистрирую только новые. Кто-то еще изучает, институт даже работает в Венгрии. Толку никакого! Объяснить ничего не могут. И не надо. Все эти мелкие чудеса, знаешь, надоели! Раньше на каждый случай полтергейста я и друзья мои скакали, задрав хвост, а сейчас — тьфу! Мне пишут те, кто уцелел. Раньше я все это считал проявлением социальной шиф… шиф… шизофрении. Поэтому я вел картотеку.
— А теперь?
— И теперь так считаю. Но! — снова взрыкнул старик, спохватился и перешел на громкий шепот: — Хорошо, что я успел переписать, в этом районе вся бумага раскисла.
— Э, Евгений Николаевич, я гляжу, и вы чуть-чуть того.
— Что — того?
— Раскисли.
— Самую малость, — согласился старик.
— А скажите, Евгений Николаевич, — осторожно проговорил гость, — вам ничего не известно о нововратниках?
