– Нет, я родился и вырос в Далласе.
– В Ту Оукс все по-другому. – Она сделала глоток из кружки и поморщилась. – Здесь все друг друга знают. У отца… было много друзей. Его все любили, и были так же потрясены его смертью, как и я, и поэтому каждый раз, видя меня, они…
– Понимаю. Вы были напоминанием о случившемся несчастье.
– Да, – Фэйф отпила еще молока. – А он – как бы его ни звали – был единственным, кого мне не нужно было утешать.
– Мне кажется, что утешать должны были вас, а не наоборот.
Фэйф грустно улыбнулась.
– О, они утешали меня. Но и сами нуждались в утешении. Я потеряла отца, они – хорошего друга.
– Все, кроме…
– Да. Все, кроме Как-Его-Там-Зовут. – Она откинулась на стуле и положила руку на живот. – Самое худшее – это ребенок. Как я объясню ему, что не знаю, как зовут его отца?
На мгновение Далтон подумал, что Фэйф считает самым худшим беременность. Он уже собрался возразить ей, потому что видел, с какой нежностью она гладит свой живот, и слышал, как любовно разговаривает с ребенком, но потом с облегчением понял, что ее мучает неизвестность.
Далтон тихо засмеялся, глядя, каких усилий стоит Фэйф не выплюнуть молоко.
– Противно на вкус?
– Ужасно. – Она приподняла кружку в шутливом тосте. – За речную пену.
– Ночные походы на кухню обычны для вас?
Ее губы тронула улыбка.
– С тех пор, как мир взорвался передо мной.
– Вы имеете в виду бомбу?
Фэйф сосредоточенно уставилась в кружку, словно надеясь найти там ответы на все вопросы.
– Мне каждую ночь снится, что это отец собирается открыть посылку, а я кричу и умоляю его не делать этого. Но он смеется и говорит, что собирается швырнуть ее о стену. Думаю, психиатр сказал бы…
– …что это нормальное последствие перенесенного шока, – перебил Далтон.
Его самого часто мучили кошмары по ночам.
– Молоко помогает?
– Навевает ли оно сон? Нет.
– Честно говоря, когда я услышал ваши шаги на лестнице, я подумал, что вы снова будете готовить.
Далтон готов был откусить себе язык. Воображение мгновенно заполнили образы Фэйф, втягивающей в себя спагетти, соломинку за соломинкой, закрыв глаза от удовольствия. Кончиком языка слизывая соус с губ. Вспомнилось желание испачкать ее пряным соусом и слизнуть его самому.
Образы. Ничего больше. Однако воздух в кухне, казалось, стал горячее.
Фэйф вспыхнула, но не отвела взгляд. Когда она заговорила, ее голос был одновременно хрипловатым, как будто она задыхалась, и нежным, как атласные простыни в жаркую летнюю ночь.
