Неподалеку, на самом краю болота, одиноко возвышался клен, уже почти облетевший, и он-то как раз и служил главным ориентиром: отсчитав слева от него три «грядки», Покровский свернул на четвертую. Путь был не слишком легким — ноги то и дело увязали во мхе, приходилось продираться сквозь густой кустарник, разросшийся кое-где от края до края, несколько раз довелось перепрыгивать через довольно широкие щели, которые, будто трещины, пересекали «грядку».
Когда Иван достиг-таки окончания стрелки, скупое осеннее солнце достигло зенита. Болотная водица тускло поблескивала с трех сторон — слева и справа тянулись параллельные «грядки», имеющие выход ко второму берегу необычного болота, но канавки, отделяющие их от той стрелки, по которой шел Покровский, сходились как раз впереди. Иван представил себе чувства несчастной девушки, выбравшей для бегства ту «грядку», которая вела в тупик, и как бы воочию увидел трагические события, которые разыгрались в этих сумрачных краях два столетия тому назад. Картину дополнял крупный замшелый камень на самом окончании «грядки». На камне Иван разглядел выбитый когда-то знак, напоминающий букву «М».
Покровский поставил рюкзак на землю рядом с памятным камнем, извлек из колчана лук с гербом и золотую стрелу, выданную Чумичкой — всего их было три. По словам колдуна, этого количества должно было хватить с лихвой.
Заправив стрелу в лук, Иван натянул тугую тетиву и, совершенно не целясь, выпустил ее вверх. Несмотря на почти безветренную погоду, какая-то неведомая сила подхватила стрелу, и она, несколько раз перевернувшись в воздухе, медленно полетела через канавку к противоположному берегу. Покровский схватил заранее приготовленный компас и, пока стрела не скрылась за молодым еловым перелеском, определил точное направление полета.
— Ну что же, придется еще разок искупаться, — вздохнул путешественник и принялся шестом исследовать дно канавки. Оно оказалось не очень глубоким и достаточно твердым — правда, только у самого берега. Мысль, что можно было бы вернуться и пройти по соседней «грядке», в голову к Ивану не пришла, да и путь в таком случае оказался бы слишком длинным. Покровский осторожно слез с обрыва прямо в воду и, держа рюкзак над головой, медленно двинулся вперед. Водица была по-осеннему холодной, но путник, видимо, уже успел привыкнуть к подобным неудобствам. И когда до заветного берега оставалось всего несколько шагов, Иван почувствовал, что дно буквально засасывает ноги. Лишь с неимоверным усилием ему удалось вырваться и, зацепившись шестом за какой-то кустик на краю низкого, но крутого бережка, достичь твердой почвы. Правда, рюкзак сильно промок, но его обладатель не горевал: во-первых, он радовался, что вообще выбрался на берег, а во-вторых, наиболее ценные вещи были завернуты в несколько слоев полиэтилена.
