– Ей только что сообщили о смерти дочери.
– Что?!
– Света умерла, – сказал Николай.
Женщина обомлела.
– Идите же скорее, ее мать там убивается.
– Ой господи, да что же это такое! – запричитала женщина и, как была, в домашних шлепанцах, побежала к дому Сергеевых.
Сам Антонов туда больше не возвратился. Он сел в машину и стал дожидаться Алискера. Он обратил внимание на какое-то странное оживление, возникшее вдруг на улице. Люди стали выглядывать из окон, выходить на крыльцо, некоторые даже вышли на улицу и начали потихоньку подтягиваться к дому, где жили родители Светы. Естественно, виновницами всего этого оживления были те самые словоохотливые бабульки, которые с таким рвением поведали всю биографию Светы.
«Зря я сказал, что мы из милиции», – ругнул себя Николай, в который раз подивившись тому, как быстро расползаются в деревнях слухи.
Тут к нему подошел молодой парнишка, лет девятнадцати, маленького росточка, коренастый, наголо бритый. Антонов понял, что это парламентарий.
– Че со Светкой случилось? – спросил он.
– Умерла, – коротко ответил Николай.
– Че? – лицо парня вытянулось.
– Умерла, говорю, – Антонов словно обрадовался возможности резать правду-матку напрямик, не опасаясь задеть чьи-либо чувства.
– Как это?
– Очень просто, была, а теперь нет.
– Да ты расскажи, че случилось! – взмолился парень.
– Отравилась.
– Сама?
– Пока не ясно и вообще, отвали парень, не до тебя мне.
Антонов повернулся к нему спиной, давая понять, что разговор окончен. Но парень оказался настырным и продолжал приставать с расспросами. Николай уже собрался было послать его куда подальше, но как раз в этот момент из-за калитки появился Мамедов и пошел к машине.
– Поехали, – сказал он, садясь, против своего обыкновения, на пассажирское сиденье.
Антонов завел машину, и они тронулись в путь.
– Ну что, будем искать этого Ахметова? – спросил Николай.
– Да, – коротко ответил Алискер.
– Ту думаешь, это он?
– Ничего я не думаю, надо наверняка узнать, а думать и гадать нет смысла.
Николай не стал ничего отвечать, видя, что напарник находится в подавленном расположении. Антонову и самому было не по себе, к тому же он чувствовал угрызения совести, из-за того, что предоставил Мамедову расхлебывать всю эту кашу в одиночестве.
* * *
Я сидела в своем кабинете, курила одну сигарету за другой и каждые пять минут посматривала на часы. По моим подсчетам, Мамедов и Антонов уже давно должны были вернуться или хотя бы позвонить, но вестей от них не было. Я прекрасно знала, что Мещеряков вот-вот вызовет меня и изъявит желание со мной пообщаться. А я не смогу сказать ему ничего определенного. Это означало, что мне придется выслушать его нравоучительные нотации и вытерпеть его недовольную мину.
