Мамедов почувствовал тонкий аромат дорогих духов.
– Можете называть меня Алискером, – сказал он, пройдя в гостиную и утонув в предложенном кресле, – а вы – Людмила Васильевна?
– Можно просто Людмила, – кокетливо ответила мать Светланы.
Людмиле можно было дать лет тридцать семь-тридцать восемь, хотя по подсчетам Алискера ей должно было уже перевалить за сорок. Она, возможно, выглядела бы еще моложе, если бы не то напряженно-озабоченное выражение, которое не покидало ее напудренного лица, даже когда Людмила улыбалась. Из-за этого ее улыбка выглядела какой-то высокомерной и неискренней.
Между ее тонких подкрашенных бровей залегала довольно глубокая тревожная складка, взгляд ее больших серо-голубых глаз был ледяным и пронзительным, что-то волевое и капризное присутствовало в ее красивом лице, которому бледность и зачесанные назад и за уши короткие каштановые волосы придавали смутное очарование роковой женщины двадцатых-тридцатых годов.
«Прямо женщина-вамп», – подумал чуткий к женскому шарму Мамедов.
Соблазнительно стройная и манерная, Людмила поразительно гармонировала с элитарной роскошью интерьера.
– Хотите выпить? – предложила Людмила.
– Спасибо, я за рулем, – отказался Мамедов, – может, вы присядете?
– А что, я вас нервирую? – провоцирующе произнесла Людмила, приоткрывая в улыбке ровные зубы.
Алискер умел себя вести с женщинами и проигнорировал вопрос.
– Скажите, Людмила, ваша дочь долго встречалась с Федоровым?
– Ну-у, – Людмила прищурила глаза, – мне трудно сказать определенно, – месяца два-три, может, чуть больше.
Небрежность и равнодушие сквозили в каждом ее слове и жесте.
– Вы знаете, где и как они познакомились?
– На теннисном корте, где же еще?
– Светлана занимается теннисом?
– Только для общего развития.
– У них с Федоровым были серьезные отношения?
– Не знаю, что вы называете серьезными отношениями, но в Швецию за Димой она собиралась ехать.
– Вы, кажется, не очень огорчены смертью жениха вашей дочери?
– А что, я, по-вашему, должна голову пеплом посыпать? – небрежно отмахнулась Людмила.
Как бы от нечего делать она поправила легкий атласный шарфик, обвиваюший ее шею.
– Вы не любили Дмитрия?
– Что-что? – она надменно подняла тонкие изящные брови.
– Я имею в виду, вы считали его не парой вашей дочери? – Мамедов пристально взглянул на Чебакову.
– Вот именно, вы совершенно правы, – она, наконец, опустилась на стул и закурила длинную коричневую сигарету, которую взяла из плоской зеленой коробочки, стоящей на столе.
