Роман протянул руку.
– Сулейманов.
– Ну, я вас оставлю, вы поговорите спокойно, – сказал Фадеев и, собрав свою амуницию, направился к кортам.
– Я вас слушаю, – Сулейманов стоял переминаясь с ноги на ногу.
– Да ты садись, Роман, я надолго тебя от тренировки не оторву, но, как говориться, в ногах правды нет. Ты уже, наверное, знаешь, что произошло?
– Ну, знаю, – пренебрежительно отозвался Сулейманов, – я то тут при чем?
– Да ты не ершись, я не из милиции.
– Хоть бы и из милиции, мне нечего бояться, – криво усмехнулся Роман.
– Нет, если тебя больше устраивает перспектива общаться в прокуратуре, пожалуйста, тогда я уйду, – взял парня на пушку Мамедов.
– Ладно, – пошел тот на попятный, – что вас интересует?
– Меня интересует, где ты провел вчерашние вечер и ночь? Начиная, скажем, с двадцати ноль-ноль.
– Дома провел, – коротко ответил Сулейманов, покручивая ракетку в руках.
Его лоб, не смотря на молодость, покрывали борозды довольно глубоких морщин, являвшихся, скорее всего, результатом чрезмерно развитой мимики.
– С кем ты живешь? Я имею в виду, что это, конечно, могут подтвердить твои родные.
– Мать вчера была на дежурстве, больше дома никого не было.
– Хорошо. Что ты делал дома после того как пришел?
– Поел, послушал музыку, сел телевизор смотреть.
– Что показывали? – заинтересовался Мамедов.
– Да я не помню точно, боевик, кажется, потом клипы были. Спать лег примерно полдвенадцатого.
– Никуда не выходил? – Мамедов, повернувшись к Сулейманову, в упор посмотрел на него.
– Никуда, – Роман и бровью не повел.
– И никто к тебе не приходил?
– Я же сказал, что был один. Вы что, меня подозреваете?! – вызывающе спросил он.
– Во-первых, об этом рано говорить, а во-вторых, я тебе сказал, я не из прокуратуры и не из милиции, у нас – частная контора, а если ты что-то вспомнишь насчет вчерашней ночи, позвони мне, – Алискер достал визитку и протянул ее Сулейманову.
– Ладно. – без особого энтузиазма сказал тот.
– Будь добр, позови, пожалуйста, Никоненко Олю.
* * *
Трехрожковая люстра ярко освещала помещение дежурки, жалюзи на окнах были опущены, обогреватель работал на полную катушку. Болдырев сидел за столом у самовара с чашкой в руках.
– Ты че, парную здесь устроил? – вошедший Николай выключил обогреватель, – на улице плюс.
– Сыро очень, – Болдырев отхлебнул из чашки, – а я человек ревматический, сырость мне противопоказана.
– Ты не знаешь, как победить сырость? – с серьезным видом спросил вошедший следом за Николаем Ганке, держа в руках свой неизменный «дипломат», в котором он носил необходимый инструмент, – мы победили ее при помощи «Бэби-драй».
