Летом 1994 года я и Рабко просто-напросто скопировали и увеличили пропорции флага, сидя на Каланчёвке в разрушенной квартире. Этот флаг, впоследствии в партии его назвали «парус», размером четыре на два метра послужил причиной тому, что в июне 1994 года хозяйка квартиры Леночка Пестрякова изгнала нас из своего помещения. Мы на свою голову обратились к ней с просьбой сшить нам флаг. 10 июня 1994 должна была состояться совместно с Баркашовым и Анпиловым Конференция революционной оппозиции. Мы срочно хотели украсить своим флагом зал, Лена же была дизайнер и швея — шила у Славы Зайцева в Доме моделей. Но здесь я забежал на год вперёд. Вернусь.
Если не ошибаюсь, именно в те четыре дня, остававшиеся до государственной смуты, Шаталов устроил мне встречу на своей кухне с Димой Кедриным. Я сообщил Кедрину, что собираюсь издавать газету «Лимонка». «Хорошо бы, если бы вы, Дима, смакетировали нам логотип газеты». Кедрин, как видно ожидавший от меня всяческих авантюр, немедленно согласился и заказ принял. Разумеется, платить я не собирался, а Кедрин не ожидал, что я заплачу. Речь шла об увлекательном эксперименте.
20 сентября я уже собирался укладываться (хотел выспаться на шаталовской кухне). Вдруг были прерваны все телепередачи на всех каналах и на ядовитом экране небольшого шаталовского кухонного телевизора «SONY» появился белый от злобы Ельцин и зачитал Указ 1400. Не дослушав, я стал одеваться, одеваясь нашёл по телефону капитана Шурыгина (как я хотел затащить его в отцы-основатели НБП! Но он отнекивался и в конце концов стал слишком журналистом и куда менее воином, а я хотел его в партию — воином). В помещении газеты «День» Шурыгин что-то праздновал с товарищами. Я сообщил ему, что произошло в стране, попрощался с Шаталовым и Могутиным, взял внизу на Башиловской улице такси и поехал на Цветной бульвар, где в здании комплекса «Литературная газета» помещалась газета «День» (через пару недель газету разгромят демократы именно по этому адресу). Оттуда на двух машинах мы поехали к Белому Дому. К ночи я уже заступил на пост у входа номер один. Стал защитником Белого Дома. Затем последовали две недели противостояния. 3 октября наступили четыре часа победы и свободы, взятие мэрии. Первым раненым был капитан Шурыгин. Я и Тарас видели, как его волокут, граната торчит из развороченной, неестественно белой мякоти ноги. Глаза дико закатились. К вечеру я и Тарас попали под обстрел у Останкино. Потом был разгром. Все эти события нашли отражение в «Анатомии героя». Я собирался писать о кровавом государственном кризисе 1993 года большую книгу, собрал редкие газеты сентября — октября 1993-го, но руки не дошли. Весь октябрь 1993-го я скрывался на окраине Твери, у студента Рабко и его бабки Ани, записывавшей телефон, если ей диктовали, так: «Двадцать три отнять двадцать один, отнять шесть».
