В блиндаже горит свечка. У грубого стола без ножек (доски положены на камни) сидит лейтенант. Было бы непонятно, впрочем, что он лейтенант, но груда тряпок, приведшая нас, обращается к нему:
— Лейтенант, к вам приехали. Просятся на ночь.
Лейтенант поворачивается, встает:
— Документы!
Правильно, думаю я, он же не может пустить в расположение части каких-то strangers, прибывших из ночи. Он подносит мой паспорт к свечке.
— Как сюда попали?
Я называю ему имена. В первую очередь председателя Скупщины Сербии Предрага Марковича, затем президента Боснии Караджича и председателя Радикальной партии Сербии Воислава Шешеля на случай, если лейтенант вдруг окажется националистом. Лейтенант не удовлетворен.
— Дозволу имеете?
Я имею «дозволу», я просто забыл про нее, хотя «дозвола» (разрешение на пребывание в Боснийской Сербской республике) важнее любых громких имен. Даю ему «дозволу», обычную бумажку с лиловой печатью. Он удовлетворен. С Ситковичем и Матичем лейтенант управляется быстро, у них ведь сербские удостоверения.
— Можете лечь здесь, — указывает он на нары. Там два места заняты спящими фигурами военных, только одно свободно.
— Но это ваше место?
— Мне все равно проверять посты. Ложитесь. Ваших людей разместим в соседнем блиндаже.
Он уходит с Ситковичем и Матичем. Последним уходит Матич. Вид у него злой. Я ложусь на деревянный настил в чем я есть, то есть в бушлате, только снимаю ботинки. Натягиваю на себя военное одеяло лейтенанта. И проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь от воя мин. Отвратительный звук нарастающего свиста. Вскакиваю. И ударяюсь головой о потолок блиндажа. Бежать незачем, я и так в укрытии. Лучшего укрытия не будет. Фигуры военных рядом со мной двигаются было, но, видимо вспомнив, как и в моем случае, что находятся в укрытии, замирают, выжидая. Уже светает.
Обстрел продолжается минут десять и начинает стихать. Не внезапно заканчивается, когда наступает окончательное молчание, но, видимо, противник переносит огонь на соседний участок фронта. И потому обстрел затих, отдаляясь. Я сажусь на нарах.
Приходит лейтенант. Садится рядом со мной.
— Ваш товарищ погиб, — говорит лейтенант виновато. И не глядит на меня.
— Кто погиб? — спрашиваю я и начинаю надевать ботинки.
— Тот, что в гражданской одежде. Мина попала прямо в окоп. Всех, кто там был, наповал. Ваш и наших двое солдат. Готовы?
Я встаю, и мы идем. Он впереди. Выходя из блиндажа, вижу, что у двери вместо тряпки для вытирания ног лежит знамя боснийских мусульман. Лиловое с желтыми лилиями на щите. Идем по осеннему лесу смотреть на трупы. Закапывать трупы. Все равно вокруг пахнет мокрой землей. Что окоп рыть, что товарищей закапывать — солдатское дело. Сходное с крестьянским. Крестьянам приходится много работать с землей. Солдатам также, даже в современной войне. А тут и война несовременная. Трупы находятся невдалеке. Я сразу понимаю, почему они погибли. Они улеглись в ячейке окопа, которую солдаты, расширив, превратили в некое подобие землянки. Над ячейкой существовала, видимо, временная крыша. От дождя она спасала, от мины не спасла.
