Честь. О чем это говорит Мардок? От боли Брейс почти ничего не понимал. Как странно! А сам он считал это волевым противостоянием.
Честь!
Ах да, теперь он вспомнил! Та глупая идея, которая подвигла его более двух циклов назад предстать пред королевским Высшим Советом и выступить против тех, кто приговорил брата и их старого учителя к Смерти на планете Карцер. Эта ничтожная идея…
Но Беллатор уже забыл о том, что такое честь. В самом деле, во всей Империи уже нельзя найти даже следов честности и порядочности. К этому привела их утрата Магического кристалла, а случилось это сотни циклов назад. И единственной реальностью теперь была тюремная камера из железа и камня, а его жизнь зависела от человека, который сидел поблизости и ждал ответа.
Зачем он упорствует, надеясь продержаться и выстоять? Вероятно, просто обезумел.
Безумие!
О, какой трепет вызывает в нем это слово! Ужас охватил Брейса. Резко мотнув головой, он преодолел это чувство. Боги, он не должен был принимать такого решения! Разве не сумасшествие – броситься в заведомо проигранную битву?
Мысль, что безумие настигает его, преследовала Брейса. Это семейное проклятие дома Ардейнов унесло жизнь его отца, когда сам Брейс был еще ребенком, но теперь оно настигло и его. В нем было больше оттенков, чем в учениях Ватиса, всегда облаченного в длинные белые одежды наставника его и Тирена. Оно казалось более реальным, чем годы, проведенные им в Имперской Академии, куда легко поступил Брейс, достигнув необходимого возраста, чтобы служить вместе со старшим братом. Оно впечатляло больше, чем привитые там понятия о гордости и чести, чем строгая военная дисциплина и привычка к бездумному повиновению. Все эти принципы вошли в вопиющее противоречие с основами мировоззрения, заложенными их старым учителем…
И что же теперь? Он приговорен к пожизненному заключению в неприступной беллаторской крепости, если не отречется от того, что внушал ему Ватис. Как просто произнести формулу отречения, солгать и обрести свободу. Но Брейс не мог этого сделать. Не мог.
Отчаяние захлестнуло Брейса. Значит, он и впрямь сошел с ума…
Краем глаза он уловил какое-то движение и взглянул на Мардока. Тюремщик встал, глаза его загорелись знакомым жестоким огнем. Брейс судорожно глотнул, готовясь к неизбежному.
– Ты упрям, как стадо ослов, – заметил тюремщик, снова запустил пальцы в спутанные длинные волосы Брейса и сжал их. Брейс невольно застонал. Все так же медленно Мардок заставил узника опуститься на колени.
