Совсем по-иному выглядел дом дяди Пини. Это был настоящий еврейский дом - с шалашом для кущей, с множеством священных книг, среди них - весь талмуд, с серебряной ханукальной лампадой и плетеной восковой свечой. Но куда ему до дома тети Ханы! - обыкновенный набожный дом. Все там были набожны - и дядя Пиня, и его дети. Мальчики в длинных, до земли, сюртуках, с длинными, до колен, арбеканфесами. Дочери в целомудренно надвинутых на лоб платках постороннему прямо в глаза не глянут, при виде чужого человека краснеют, как бурак, и лишь хихикают. Тетя Тэма - богомольная женщина с белыми бровями. И рядом ее мать - вылитая Тэма, как две капли воды. И не различишь, где мать, а где дочь, если бы мать не трясла все время головой, будто говоря: "Нет - нет!"
Здесь, у дяди Пини, отец не хвалился своим "знатоком библии". В этом доме библия была не в чести. Ибо кто изучает библию? Библию изучают вольнодумцы. Зато отец не удержался и похвалился почерком своих детей. Его дети, говорил он, пишут - миру на удивление.
– Вот у этого малыша изумительный почерк, - показал он на Шолома, - мастерская рука!
– ну-ка, дайте сюда перо и чернила! - приказал дядя Пиня и засучил рукава на обеих руках, будто сам собирался приняться за работу. - Подайте мне перо и чернила, мы сейчас проверим, как он пишет - этот мальчик. Живо!
Приказание дяди Пини прозвучало как приказание строгого генерала, и дети - как мальчики, так и девочки - бросились во все стороны искать перо и чернила.
– Листок бумаги! - снова скомандовал "генерал". В доме, однако, не оказалось ни клочка бумаги.
– Знаете что, пусть он пишет на моем молитвеннике, - нашелся сын дяди Пини, занятный паренек с остроконечной головкой и длинным носом.
– Пиши! - приказал отец своему "знатоку библии".
– Что мне писать?
– Пиши что хочешь.
Обмакнув перо, "мастерская рука" и "знаток библии" задумался, - он не знал, что ему писать, хоть убей! Семья дяди Пини уж, должно быть, решила, что "мастерская рука" может писать лишь тогда, когда никто не видит. Но тут Шолому пришло на память то, что было выведено в те годы почти на каждой священной книге, и, засучив рукав и повертев в воздухе рукой, он снова обмакнул перо. А через несколько минут им была выведена следующая надпись на древнееврейском языке:
"Хотя на священной книге мудрецы писать запрещают, но знака ради это позволено".
Это было как бы вступлением, за которым следовал известный текст:
"Сей молитвенник принадлежит... Кому принадлежит? Кому принадлежит, тому и принадлежит. Но все же кому он принадлежит? Тому, кто его купил. Кто же его купил? Кто купил, тот и купил. Кто же все-таки его купил? Тот, кто дал деньги. Кто же дал деньги? Кто дал, тот и дал. Все-таки кто же дал? Тот, кто богат. Кто же богат? Кто богат, тот и богат. Кто же все-таки богат? Богат славный юноша Ицхок, достойный сын знаменитого богача Пинхуса Рабиновича из прославленного города Переяслава".
