— Бегу, батюшка! — ив одном белье, босиком шагнул к Даниле чернобородый, лохматый Петр.
— Зажги лампадку.
Петр, что-то бормоча, тревожно зажег лампадку: час был неурочный.
— Подь сюда… Умираю…
У Петра сердце ударило в грудь, сладко замерло, быстро забилось: наконец-то родитель в одночасье сделает сына богачом.
— Петя, — старик взял его за руку. — Вот и конец.., вот и…
Петр вздохнул и пристально поглядел в орлиные глаза его.
— Ничего, батюшка. Может, еще…
— Нет, сынок… Крышка… — Старик тяжело задышал:
— Ох, накось воды… Помочи голову. — Он взглянул на колыхавшийся огонек лампадки и перекрестился:
— Прости, заступница-богородица… Вот, Петька, ты теперь один останешься. Ну, прости меня, душегуба. Разбойник я… Деньги.., там… Сосну с развилиной знаешь у Зуева болота?.. Ну, отмерь на закат двадцать два шага, камнище найдешь… От камнища три печатных сажени влево: тут…
Петр затаил дыхание, глаза его жадно заблестели, золотой звяк взыграл в ушах.
— На добрые дела.., на упокой души… А то погибель мне будет: там не простится, с вас взыщется, с тебя, с Прошки, со всего кореню нашего… Церковь сделай… Бедным.., богаделенку построй какую — Слышишь?
— Слышу, батюшка… Сполню…
— Перекрестись… Встань на колени… Клянись… Петр дал клятву. Потом спросил:
— А сколько, батюшка.., всего-то?
— Много, Петька… Ох, большой у меня камень на душе… Убивец я… Не одну душу загубил…
— Кого же ты?
— Ну, чего там… Ну.., вот опосля скажу. Отходить когда буду.., в тот свет.., теперича еще, может, оклемаюсь. Буди Марью… Зови Прошку. Да-а.., ведь он в науке… Зря… Не надо бы. Зови попа… Пусть Гараська верхом смахает в Медведеве… Стой! стой!. Подожди-ка… Ну ладно… Покличь Марью…
Петр плохо понимал, что говорил отец. Пред его глазами стояла сосна, серел покрытый мхом вросший в землю камень, блестели и сладко позванивали червонцы, а дальше.., разливным морем бурлила вольная жизнь-услада.
Петр наскоро чмокнул отца в холодный лоб, брезгливо отер губы и тряхнул головой:
— Батюшка, благослови.
— Бог тебя благословит. Иди, покличь.
Петр расставил локти, благодарно взглянул на лучистый огонек у образов и радостно зашлепал босыми ногами по крашеному полу.
— Марья, батюшка зовет! Вставай!.. — потрепал по плечу жену. — Ну, шевелись…
— Чего такое? — поднялась та, щурясь на зажженную свечу. — А ты куда это?
— А куда надо.., за попом, — бросил Петр, вытаскивая из-под кровати болотные сапоги и суетливо обуваясь. — Черти… Смазать не могли. Как дерево, твердые, не лезут… Дьяволы!
