Среди толпы я заметила группу людей, чем-то от других отличавшихся: они держались вместе, оживленно разговаривая, было даже похоже на спор. В их внешности было что-то особенное -- некая холеность, стать, добротные шубы, щегольские меховые шапки; у двоих волосы выступали из-под меха -- длинные, почти до плеч.
-- Музыканты! -- шепнула Юлечка. -- Всегда бывают здесь, когда он играет!
Мороз пощипывал. Люди постукивали нога о ногу. Ожиданье становилось томительным. И все-таки оно взорвалось нежданно. Словно небо рухнуло! Грозовой удар! Гул -- и второй удар. Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идет от него... И вдруг -- заголосило, залилось птичьим щебетом, заливчатым пением каких-то неведомо больших птиц, праздником колокольного ликования! Перекликанье звуков, светлых, сияющих на фоне гуда и гула! Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса. Это было половодье, хлынувшее, потоками заливающее окрестность... Оглушительно-нежданные сочетания, немыслимые в руках одного человека! Колокольный оркестр!..
Подняв головы, смотрели стоявшие на того, кто играл вверху, запрокинувшись,-- он, казалось, летел бы, если б не привязи языков колокольных, которые он держал в самозабвенном движении, как бы обняв распростертыми руками всю колокольню, увешанную множеством колоколов. Они, гигантские птицы, испускали медные, гулкие звоны, золотистые, серебряные крики, бившиеся о синее серебро ласточкиных голосов, наполнивших ночь небывалым костром мелодий. Вырываясь из гущ звуков, они загорались отдельными созвучиями, взлетавшими птичьими стаями, звуки -- все выше и выше наполняли небо, переполняли его. Но уже бежал по лесенке псаломщик:
-- Хватит! Больше не надо звонить!
А звонарь, должно быть, "зашелся", не слушает! Заканчивает свою гармонизацию...
-- Дда! -- со слезами на глазах сказал высокий длиннобородый старик,-много я звонарей на веку моем слышал, но этот... И не хватило слов! Люди спорили.
-- У него совершенно органный звук! -- говорил кто-то. -- Я ничего подобного...
-- Да нет, не орган! Понимаете, это -- оркестр какой-то!
-- Гений, конечно!
-- Так ему же Наркомпрос колоколов, говорят, навыдавал! -- пробовал "объяснить" какой-то голос.
-- Ну и что же? Наркомпрос, что ли, играет? Нам с тобой хоть со всего Союза колокола привези...
-- Да, много звонарей я на веку моем слышал, -- повторял, восхищаясь, длиннобородый старик, -- но этот...
Темные -- уж не глаза, а очи Юлечкины из-под пухового платка сверкали, -- похоже, что материнской гордостью.
