О, это чувство, которым содрогается молодость, глядя на зрелище старости, не оно ли незримым серебряным холодком пробегает по волосам юных, подготовляя, будя прислушивание к тому, что должно прийти? Словно над бездной наклонясь, глядела я ему вслед... Труд человека жив, а человек пережил себя...
-- Но, -- скажут мне, -- передержка! Разве все доживают до возраста такой старости, до второго младенчества?
-- Да, да, -- радостно впадаю я в возражение, -- разве не было у создателя чувашской письменности седых лет творчества? Когда несогбенные еще плечи были могучи и широки? (Когда старость еще кралась к ним...) А наш Павлов, для моциона весело в восемьдесят в городки играющий? Толстой, за год до смерти скакавший верхом? Но и они ушли, а творчество их осталось!
-- Значит, в субботу за вами заходит Котик? -- сказала, выйдя за мной в переднюю, Юлечка. -- Только будьте готовы, к вечернему звону нельзя опаздывать, да и он будет уже вне себя от страха, что опоздаем! Ему -знаете, что труднее всего? Вот именно эта точность -- он бы засел на колокольню на сколько хотите часов, он уж пробовал, на него там сердились -обещает только приготовить веревки, развести их все по порядку, чтобы начать, как надо ему, -- и вдруг тронет их, и еще до начала службы раздается звон, легкий, едва слышимый... Не терпится!
Мы улыбались обе. От радости, от предвкушений? От близости к таинственному, как в детстве...
-- Вот Глиэр и хочет проверить его композиторство, -- сообщила, прощаясь, Юлечка, -- Котик ведь спорит с теми, кто уже после детства пытался его учить! "Чему, мол, могут они научить меня, если они не слышат всех звуков? Один бемоль? Один диез? Они же глухие... Я б-ы м-о-г и-х у-ч-и-т-ь, но глухого не выучишь!" И смеется, и потирает руки: чешутся у него -звонить!
Часа за полтора до назначенного времени меня вызвали к телефону.
-- Ввы гот-товы? -- послышался голос Котика. -- Я к ввам иду! И вот уже звонок, и гость входит в мою заставленную старой мебелью комнату.
-- Я пришел зззаранее! -- весело сообщил Котик, -- чтобы ббыла уверенность, что нне опозздаем!
Окинув блещущим взглядом стены, увешанные картинами и портретами, он пошел ходить вдоль них, сколько позволяла теснота. -- У ввас интересно, -сказал он радостно. -- Я люблю, ккогда -- так... Я нне люблю голые комнаты. Ттогда мне кажется, я -- в тюрьме! Или -- в больнице!
Он остановился перед большой фотографией моей сестры Марины.
-- Оччень четкое иззображение ми семнадцать бемолей, -- воскликнул он поглощенно. -- А этто си двенадцать диезов немного стерто.
