— “Создадим новые рабочие места”. Знаете, в Волне роскошная гостиница строится, там такое будет, спуск мраморный и всякое. Турецкому рабочему платят тысячу долларов. Но не он работает! Он на часть долларов нанимает наших безработных, а сам сидит в чистой одежде. Вы где-нибудь такое ещё видели?
— Нет работы, живи как хочешь, и слышишь одно: “Сейчас рынок, платите!”. Люди как взбесились. Тянут тебе по двору и в хату трубы под отопление — плати. Но оставляют работу для другой фирмы, для пожарников: те устанавливают вытяжки цинковые, дымоходы — плати! Да плати почти пять тысяч. Потом надо ещё звать водопроводчиков, чтоб подтянули от водопроводной трубы (она тут же) короткую трубу к колонке — опять плати. Но и это ещё не всё. Ещё приедет комиссарша-приёмщица и подключит трубочку к трубе большой. И распишется. И за это поистине короткое действие ты должен заплатить две с лишним тысячи! И это называется рынок? Это небывалая наглость, узаконенный бандитизм, за это надо расстреливать. Кругом нищета, безработица, и такое лихоимство.
А у них лозунги: “Таманская лоза”, “инвестиции”, “С нами будущее…”.
* * *
…Ехали из Тамани перед вечером, небо после дождя ещё было затянуто тонкими тучками, свежо и тяжело зеленела степь, всё вокруг покоилось в тишине. Вот поднялись на взгорье, с которого оглянулись на маленькую Сенную у Таманского залива, повернули на Ахтанизовскую у хутора Солёного, ещё раз повернули неподалёку от горы Бориса и Глеба и выпрямились в сторону горы Блювака. Здесь, на краю станицы, у последней белой хатки тишина замирает совсем, хатка кажется сиротливей соседних, гора Блювака сторожит само время давнишнее. Эта гора, тёмная после дождя, и пустое влажное поле напоминают мне об Иване Прийме, который мальчиком на пашне “из вил и свиты делал маленькую палаточку, зажигал в ней свечу, всовывал туда голову и так читал по целым ночам”, а дома во время работы записывал свои строчки “на дверях амбаров, конюшни и на белых стенах”.
Где стоял дом отца Ивана Приймы и самого Ивана, если он после женитьбы отделился, никто уже не скажет, и никто в самой станице даже не подозревает, какое талантливое племя Прийм возникло когда-то под боком горы Бориса и Глеба и как оно могло бы приукрасить старую станицу Ахтанизовскую, если бы мы не затвердели в последние десятилетия в полной безродности и издали бы книгу. Что это за книга? Иван писал стихи в 1916 году, когда воевал на Кавказском фронте в Турции, получил от наказного атамана Бабыча денежное поощрение (немалое по тем временам — 100 рублей серебром), оставил прекрасные казачьи воспоминания; сын Константин дружил с Шолоховым и писал о нём книги; племянник в журнале “Русская литература” в Ленинграде в академическом звании обозревал словесность, писал труды, удостоенные высшей государственной премии. К этой семье дружно примыкают талантом ахтанизовцы А. Обабко и Н. Гулый, бывший атаман (оба с воспоминаниями). Кто благодарно вспомнит их тихий поклон родной старине и будет гордиться, что они “наши станичники”? Пока никто. Как и в Тамани, в Ахтанизовской затоптаны следы прошлого. Не ждать ли, когда дагестанцы заглянут в местные исторические святцы, раскошелятся и выкинут на прилавки казачьи сочинения в твёрдой обложке: нате! Это ваше! Дагестанцы нынче по осени приезжают в станицу издалека на сбор винограда; своим уже нету места на поле.
