— Мне нужен этот человек, Кэмпбэлл. Соберите о нем всю информацию, какая существует. Найдите его книги. Немедленно переправьте его досье в Отдел уничтожения. Найти его и задержать. Плюс свяжитесь с людьми из Агентства Национальной Безопасности и всеми агентствами, с которыми мы кооперируемся в экстраординарных случаях.
— Есть, сэр! «Москито» готов к полету, сэр.
— О'кей. — Дженкинс взял со стола подготовленные ему Кэмпбэллом бумаги, заключенные в черной кожи портфолио с бронзовой молнией, вдруг ярко вспыхнувшей под лучом полуденного солнца, проникшего в большое окно, и встал.
Голубой легкий костюм, красный галстук, белая рубашка — Дженкинс всегда сам выбирал одежду — омолодили Секретаря Департмента Демографии.
— Увижу вас позднее, Кэмпбэлл. — Дженкинс шагнул в любезно вызванный ему Кэмпбэллом элевейтор и поощрительно улыбнулся своему секретарю.
У выхода из элевейтора к нему привычно присоединились «бульдоги». Шагнув в залитый ослепительным солнцем двор, Дженкинс пожалел, что не захватил темные очки. Дежурный офицер охраны, лейтенант Де Сантис, увидев босса, приложил два пальца к красному берету, и его люди тренированно взяли Дженкинса в растянутый движущийся овал, спинами к нему, и ощетинились автоматами «НМ-55» во внешний мир.
— Хэлло, лейтенант.
Дженкинс, держа портфолио в левой руке, быстро пересек двор, поднялся — два «бульдога» впереди, один сзади — в ожидающий его серебристо-красный «Москито» и, войдя в личный салон, закрыл за собой дверь. В 20 минут полета, требующиеся, чтобы достичь Правительственного аэропорта, Дженкинс хотел просмотреть бумаги, приготовленные ему Кэмпбэллом. С бумагами он, однако, покончил быстро. Токийская интернациональная ежегодная конференция по проблемам демографии — исключительно парадное, в сущности, бесполезное мероприятие, посему, перелистав схемы и графики Кэмпбэлла и проглядев свою собственную речь — вся речь уместилась на одной странице, — Дженкинс углубился в свои мысли.
Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school
