Уже не считая допрос пленницы столь важным делом, граф кинулся к выходу, чуть не сорвав дверной засов, распахнул дверь и тут же скрылся за нею. Танва осталась одна. Через пару секунд в замочной скважине вновь заворочался ключ. Девушка получила передышку, немного времени, чтобы придумать, как обмануть вельможу и выбраться из его дома живой. Надежды бежать не было: слишком крепкая дверь, да и на окнах решетки.
* * *
В заточении время тянется долго; пленнику кажется, что целую вечность. В голове девушки так и не созрел план побега, и ее и не посетила мысль, что сказать графу, чтобы остаться живой. Когда в двери вновь заскрежетал ключ, Танва перепугалась, закрыла глаза и уже в мыслях представила себе сцену разоблачения. Вот граф входит. Не тратя времени на пустые слова, отдергивает штору. Солнечный свет бьет ей в глаза, ослепляет. Когда же зрение возвращается, она видит перед собой бесстрастное лицо Тибара, держащего в руке кинжал. В его взоре нет ненависти, лишь искреннее удивление и сожаление; жалость к ней, случайно узревшей и услышавшей то, что никогда ни при каких обстоятельствах не должно было стать достоянием посторонних глаз и ушей. Граф мог бы испытывать сострадание к невинной жертве, по крайней мере, Танве так тогда казалось.
Однако реальность не соответствовала печальным картинкам, нарисованным девичьим воображением. Вместо старшего сына хозяина дома в комнату вошли двое слуг, одетых в темно-коричневые кожаные жилеты и с короткими мечами на боках. Не говоря ни слова, они грубо схватили Танву под руки и потащили к двери. Медвежья шкура, прикрывавшая прелестный стан, упала с обнаженного тела. Ее никто не поднял. Отчаявшуюся и уже не сопротивлявшуюся насилию девушку немного утешало, что ведущих ее в неизвестность мужчин совершенно не интересовала ее нагота. В их прикосновениях чувствовалась лишь грубая сила и стремление исполнить волю хозяина. Ни один из этой парочки не бросил на ее обнаженные прелести даже мимолетного похотливого взгляда.
Шли они недолго. Пройдя по небольшому коридору, девушка и ее «эскорт» свернули к лестнице и, спустившись на три пролета вниз, оказались в подземелье дома Ортанов. Каменные стены, поросшие плесенью и грибком, источали обреченность и сырость. Факелы не столько освещали темноту, сколько пугали яркими языками пламени и их зловещими отблесками, бесновавшимися на огромной стальной двери – единственной двери в мрачном подвале. Хоть Танва ни разу не попадала в подобные переделки, она сразу поняла, что ее ведут в темницу.
