– Это трудно объяснить, – сказал он ей, – но у меня бывает какое-то такое покалывание в затылке, когда я вижу картину, которая может оказаться «спящей красавицей».
Гэбриэл с любопытством посмотрела на него.
– Но вы сами аукционист и оценщик. Вам не случалось упустить подобную вещь?
– Пока нет. Но до того как я официально стал работать на фирму, мы не очень часто имели дело с произведениями изобразительного искусства. Мой отец специализируется на мебели и изделиях из серебра. Но с недавнего времени «Дайзартс» начинает приобретать неплохую известность и в связи с живописью тоже.
– И все благодаря вам?
– Естественно. – Адам весело посмотрел на нее. – Вы наверняка думаете: вот тип – сидит тут, сам себя хвалит. Не так ли?
– Я тоже не последняя в своем деле. Нет смысла себя недооценивать.
Адам довольно долго молча смотрел на нее.
– Мне любопытно, – сказал он наконец, – почему вы отказали мне днем?
Ее лицо вспыхнуло румянцем.
– Из-за болезни папы накопилось очень много невыполненных заказов, и мы втроем работаем на пределе, чтобы справиться с обязательствами. Но если вы хотите знать истинную причину, то я разозлилась, потому что вы были так уверены, что мы тут же бросим все, лишь бы только угодить вам.
Лицо Адама тоже порозовело.
– Теперь моя очередь приносить извинения.
– Наверное, отец всегда берется за вашу работу вне очереди, когда вы появляетесь с одной из ваших находок, – сказала Гэбриэл.
– Для него это не такая уж большая проблема, но, когда они случаются, Гарри обычно позволяет мне пролезть в начало очереди.
– Сегодня вечером отец сказал мне, что у вас очень скоро будет аукцион.
– Да, это так. Но если у вас никак не получится с реставрацией до аукциона, то я оставлю картину под охраной нашей службы безопасности и подожду, когда вы освободитесь и сможете взяться за нее.
– Вы так убеждены в ее ценности?
– Думаю, что не ошибаюсь. Половина картины не видна под слоями краски, наложенными явно для того, чтобы что-то скрыть – возможно, еще одну фигуру или пейзаж. Нет никаких следов подписи. Надеюсь, она появится после расчистки. – Он улыбнулся, – Я не говорю о таких больших деньгах, как, скажем, за Ван Гога, но в одном абсолютно уверен: даже с учетом вашего гонорара за реставрацию я обязательно получу какую-то прибыль по сравнению с той ценой, какую заплатил.
– Сколько вы заплатили?
– Полтора фунта вместе с несколькими выцветшими акварелями и старой, пожелтевшей картой в придачу. Больше никого не заинтересовал лот номер тринадцать.
