Додо храбро продолжала настаивать, чтобы муж отведал сыра. На этот раз она подала его на серебряном подносе, привезенном из Португалии. Полидоро воздержался. Жестом, выражавшим растущую с каждым часом пребывания в доме досаду, отверг хлебосольство жены, от которого у него начинало сосать под ложечкой.
Снова получив отказ, Додо сердито встала из-за стола, явив мужу свое полное тело, к которому он уже столько лет не притрагивался, даже из сострадания. Иногда его бегство с супружеского ложа представлялось ему своего рода совместным полюбовным решением.
Додо жаловалась старшей дочери:
– Он так поступает, чтобы отомстить мне.
– Да за что отцу вам мстить? Вы подарили ему пятерых здоровых дочерей и земли в приданое.
Но мать продолжала, брызгая слюной, сыпать горькие слова. А дочь особо напирала на материно богатство, наводила ее на утешительную мысль, которая и в самом деле успокаивала мать, сдерживала обличительную энергию, направленную на пренебрегшего ею мужа.
Додо, обычно в черном пеньюаре, усыпанном пурпурными розами, грубо имитировавшими те, что она выращивала на клумбе за домом, устремляла на мужа вызывающий взгляд. Ее глаза метали в него ножи, кинжалы, заморские сабли и ясно давали понять, что в арсенале ее чувств найдется и более тяжелое оружие, тщательно выкованное и закаленное в воде, доставленной с реки Иордан. У Полидоро не было оснований сомневаться в наличии у жены тайного грозного оружия. Иногда она казалась себе одной из звезд Галактики, на которые нельзя смотреть невооруженным глазом.
В битве с мужем Додо с особым удовольствием тыкала ему в нос любое упущение по дому или в одном из обширных поместий. В их распоряжении была целая округа, которой трудно управлять, но они неусыпно хранили свои владения.
Смерив мужа подчеркнуто жестким взглядом, Додо повернулась к нему спиной и отошла от стола. Она шаркала шлепанцами, словно натирала пол. Из этой процедуры Додо извлекала для себя большое удовольствие, ибо знала, что мужа это шарканье раздражало все тридцать лет их совместной жизни.
Из-под отяжеленных печалью век Полидоро смотрел, как жена прошествовала по коридору в другой конец дома, где находилась ее комната, так что шарканье шлепанцев наполняло все прилегающие помещения с раннего утра и продолжалось до обеда, когда Додо наконец отваживалась снять эти уродливые светлые домашние туфли. Всю свою женатую жизнь Полидоро не мог примириться с производимым ими звуком.
