Но в игре 2 мая пятьдесят шестого года был очевидный подтекст. И спартаковцам, и торпедовцам было что в том сезоне открывать – и публике, и в себе самих.
Предстояла Олимпиада в Мельбурне. И на пять вакансий форвардов сборной претендовали пять спартаковцев: Татушин, Исаев, Симонян, Сальников, Ильин. И два торпедовца: Иванов со Стрельцовым.
И торпедовцы свои права на место в основном составе олимпийцев предъявили очень заметно для «Спартака» – 2:0. В прессе Стрельцова сравнивали с Федотовым и Бобровым.
В пятьдесят седьмом году, когда Иванов и Стрельцов вернулись из Мельбурна в ранге олимпийских чемпионов, возглавляемый ими клуб, где появился еще и талантливый правый край нападения Слава Метревели, занял второе место в чемпионате. Да и в пятьдесят восьмом году, если бы не случившееся со Стрельцовым, они бы, наверное, каких-нибудь медалей добились.
Валентин Иванов оставался тем одним воином в поле последующих чемпионатов? Воронин со мною не совсем соглашался. Вот что я записал с его слов (он начинал рассказ с самых первых шагов своих в «Торпедо»): «Я вижу их одних: Иванова и Стрельцова. А меня для них нет. Они не видят меня в упор. Девятнадцатилетний Эдик – рассеянно-доброжелательно. Двадцатидвухлетний Иванов – категорически. Кто не играет так, как он, для него не существует. А кто еще играет так, как он? И возможно ли так сыграть? Я хочу это понять. Я стараюсь не обижаться. Тем более кричит он не на одних младших, начинающих. И на старших – для него нет разницы. В команде есть он и Стрельцов – остальные не в курсе дела.
…Кажется, я понимаю, чего он хочет. Он диктует нам особое понимание игры. Сосредоточенность не на мяче – на развитии комбинации. Пас – сразу. Без лишних движений. Найти его, Иванова, пока пути его, ивановских, замыслов не перекрыты. Найти его вовремя – и он вернет тебе мяч в позицию, для тебя же гораздо перспективнее. Но чаще «обогащенный» его пасом мяч приходит к Стрельцову, а для того какие могут быть преграды… И стоит потерпеть и подумать о своей роли в футболе, когда играешь с такими людьми.
Он учит меня, не обращая на меня вне поля никакого внимания, и я учусь, учусь, смотрю на него, отдаленного от меня славой и пятью годами разницы в возрасте, но ни в коем случае не ветерана, а кумира в расцвете сил и лет, смотрю на него, взрослого и великого, и тайно от самого себя сержусь на него за то, что он меня не замечает.
А может быть, он все-таки замечал меня краем глаза? Мне и сейчас приятно было бы так думать.
