И медные трубы, об опасности которых любой талант особо предупреждают, пресловутые медные трубы в применении к Стрельцову оказались точным прибором – вроде арифмометра.
Кстати, об арифмометре, о цифрах – подобранные статистикой, они придавали стрельцовскому лету пятьдесят седьмого года прямо-таки былинный размах.
Ко всему этому стоило бы добавить, что никто не вернул футболу полученное зрителями от Федотова и Боброва в той мере, как сделал это Стрельцов, приезжавший мальчишкой из Перова и по четыре часа выстаивавший в динамовских кассах за самым дешевым – школьным – билетом.
Он сумел занять не место, а высоты великими мастерами оставленные.
Он не просто вошел, ворвался в большой футбол, создав себе сразу имя.
Он не напомнил, он возродил в своей игре лучшие времена футбола – через его именно игру новые поколения смогпи получить представление о неповторимости старых мастеров, хотя Стрельцов их вовсе не копировал.
Приятно, что и Федотовым, и Бобровым он признан был как приемник – не славы, Игры. Федотов даже говорил ему: «Я играл, Эдик. Но как ты играешь…»
…Я попал на торпедовскую тренировочную базу в Мячково, когда Стрельцова уже семь лет как не было в команде, а из всех, кто играл с ним, оставался один Валентин Иванов – правда, главный из партнеров, как бы часть самого Стрельцова, так же всегда и говорили в конце пятидесятых, как в рифму: Иванов, Стрельцов.
После окончания университета я работал в агентстве печати «Новости». Не по спорту. В отделе, занимавшемся вопросами литературы, искусства, культуры.
В АПН я приобщался к очень поверхностной журналистике. Приобщался радостно и самодовольно, не догадываясь, в какой литературный тупик меня это заведет.
Вина в этом, конечно же, не АПН. Для журналиста, знающего языки, для журналиста, тяготеющего к редакторской работе, АПН и школой может стать, и призванием. Не скажу, что и я там совсем уж ничему не научился. Но жизненные уроки, там полученные, представляются мне полезнее профессиональных.
Самое-то глупое, обидное, что я – и не окунувшись по-настоящему в работу – посчитал себя профессионалом. Мнимое представительство дезориентировало меня. Я невольно приписывал себе заслуги других. А широта и разнообразие общения мешала как-то строго взглянуть на себя со стороны – я-то кто, если отобрать у меня голубое удостоверение, которым я козырял, и приглашения на пресс-конференции, где от моих вопросов ровным счетом ничего не изменится.
