Ба, знакомые все лица! Я — в коридоре родного физфака, на четвертом этаже, где наша группа сдает экзамен. Точно, это же спецкурс предпоследней сессии. Вот Наташка, вот Славка, с которым я шла пить кофе, когда встретила Клизму. Ой, ведь это кофепитие потом уже было, когда мы закончили Универ и уже работали. С этими временными перескоками спятить можно!
А вот Нинка на подоконнике сидит, моя подружка, с которой мы учились в одной группе последние два курса. Ничего девчонка, только на учебе, точнее на отметках слегка завернутая. Мало того, что сама готова задавиться за пятерку, так и еще «пятаки» в зачетках у других воспринимает прямо как личное оскорбление. Ну, это мелочи. В компанию она вписывается нормально, с чувством юмора — все в порядке, да и поговорить нам с ней всегда было о чем. В общем, я всегда относилась к ней с симпатией, а когда ее распределили в Витебск, очень скучала. Даже сердечные тайны излить не кому, не грузить же ими маму, право слово!
А где же я? А вот. Открывается дверь, и вылетает довольная и сияющая Горбачевская. Ну да, помню. Спецкурс был трудный, и я была счастлива просто до неприличия, получив пять баллов. Ага, поросячий восторг так и прет: энергетический кокон сверкает серебром, как новая монетка, с него срываются светло-розовые искорки, которыми я обсыпаю всех и каждого. Причем попадая на коконы однокурсников, эти искорки вызывают такое же свечение, только более слабое.
— Нинка, ура! Пять баллов! Ну, не думала, ну, никак не рассчитывала, — гружу я подружку.
То, что происходит с Нинкой, не поддается никакому описанию. То есть внешне она улыбается, поздравляет меня, лапу жмет своей маленькой ладошкой. А кокон ее начинает темнеть, выпуская не то чтобы щупальца, как у Клизмы, а какие-то черные длинные иглы. И торчат эти иглы не во все стороны, а только в одну, и конкретно в мою. Что за напасть такая, холера ясная? Иглы растут, и вот уже их черные, зазубренные концы сейчас вонзятся в мой кокон и порвут его! А я, счастливая, как сто китайцев, даже ничего не замечаю! Резким толчком иглы набрали нужную длину, но не вонзились в мой кокон, как я опасалась, а обломались в прямом смысле этого слова. Их черные кончики упали на пол и растаяли с тихим шипением, а основания отдернулись обратно и втянулись в Нинкин кокон. А там, где были сломанные кончики, в коконе зияли свежие дырки. Чернота постепенно рассасывалась по всей ее энергетической оболочке, придавая ей грязно-серый цвет. В соответствии с посерением кокона мрачнела Инкина физиономия, а я, ничего не замечая, хлопала ее по плечу, рассказывала, как отвечала билет и приглашала на кофе.
