Леонид поднялся и вытер кровь, сочившуюся из рассеченной губы, рукавом рубашки.
– Так, – многозначительно произнес он. – Маменькин сыночек, прихвостень, на родного отца руку поднял?!
– А ты мать не трогай, – огрызнулся подросток.
– Знай я, что доживу до такого дня, в колыбели бы придушил змееныша, – сказал глава семьи, но на рожон не полез.
– Смени пластинку, – ответил Алексей, успокаиваясь. – Нажрался, так иди отдыхай, нечего тут права качать, – уже мирно закончил старший сын.
Ирина Анатольевна ушла на кухню, Сережа терся около брата, а Леонид отправился в спальню и бухнулся на кровать, не раздеваясь и не разуваясь. Это была небольшая комнатка, где стояла одна кровать и огромный дедовский сундук, который хозяйка запирала на замок и никого к его содержимому не допускала.
– Мальчики! Кушать, – позвала хозяйка из кухни. Малыш дул на ложку, обжигался, снова дул, но не позволял матери кормить себя – любил самостоятельность. Остальные молча хлебали суп. Алексей, насупившийся и угрюмный, быстро опорожнял тарелку. А мать, задумавшись, больше водила ложкой по дну тарелки, чем ела.
– Алеша, позови отца, – не выдержала Ирина Анатольевна.
– Да ну его, – буркнул старший сын.
– Позови, сказала же! Человек с работы, голодный, – настаивала на своем мать.
– Вот так всегда, он ее лупит, а она его жалеет, – с досадой ответил Алексей и поднялся.
Леонид, подогнув под себя ногу в грязном полуботинке, храпел, пуская слюни, он не слышал и не чувствовал, как к нему подошел первенец и потряс за плечо, брезгливо поморщившись. Сообразив, что на предка легкое прикосновение не действует, сын перевернул его на спину и потряс сильнее, дергая за ворот рубашки.
– Что надо? – открыл глаза глава семьи.
– Мать за тобой послала, – угрюмо сказал сын.
Старший сын не любил отца и всякий раз это подчеркивал. Он не понимал мать, которая прощает ему все вместо того, чтобы сдать в милицию. Алексей считал, что нары – самое лучшее место для такой скотины. Он опасался, что в порыве необузданной ненависти, которая нередко накатывала на него, не выдержит и убьет того, благодаря кому появился на свет. Это, наверно, единственная заслуга его отца. Алексей знал, что основную нагрузку в его воспитании на своих хрупких плечах несет мать, и очень любил ее за это. Он переживал трудный, переходный возраст и все видел без малейших оттенков: если любил, то любил, если ненавидел, то ненавидел.
– Зачем я ей понадобился, – спросил кормилец, державший семью на голодном пайке и больше заботившийся о своей луженой глотке.
