Поль Дальтон жил на улице Асса. Такси довезло меня до него за двадцать минут. Был час, когда улицы запружены, точно победоносной армией, и целые батальоны их сталкиваются и мешают друг другу. Шофер поминутно резко останавливался, и каждый раз я выглядывал, желая узнать, в чем дело. И каждый раз видел человека, клеящего афиши, огромные красные афиши с белыми буквами:
«Иггинс и K°» выяснит, в чем дело. «Иггинс и K°» знает все»
Они были всюду: на строящемся доме, на решетке сада, на стенах казарм, на фонарных столбах. Прохожие останавливались, смотрели и удивлялись. Многие уже читали экстренный выпуск газеты и заметили загадочное объявление. Пуаврье был убит, и вот «Иггинс и K°» – никто не Знал, кто это, – обещает сказать, почему.
Даже мой шофер проворчал, когда я вышел из такси у дома Поля Дальтона:
– Кто расклеивает все эти афиши? Что это значит?
Я не знал. Тогда шофер сообщил мне, что полиция должна была бы запретить подобное. Но я уже звонил у двери.
Слуга, открывший мне, окинул меня быстрым взглядом. Он был причесан, как полагается слуге, одет, как полагается слуге, но умное лицо и проницательные серые глаза выдавали в нем человека гордого и независимого.
– Господин Валлорб? Входите. Вас ждут. Поль Дальтон, сидя в кресле, курил сигару.
– Кто этот слуга? – спросил я, поздоровавшись. – Он знает меня, хотя никогда не видел.
– Кто? Казимир? Тсс… Он подслушивает у дверей. Он всегда подслушивает. Совершенно неважно, кто он и почему знает твое имя. Ты-то явился сюда в качестве друга или…
– Второе.
– Хорошо. Садись и возьми сигару. Откуда ты?
– С бульвара.
– Читал «Время»?
– Да.
– Хорошо. В таком случае ты не знаешь ничего, кроме того, что убиты сенатор и неизвестный и что дочь сенатора умирает.
– Неизвестный? Но ведь в холле найден слуга?
– Репортеры еще не знают всех подробностей об этом таинственном преступлении.
– Таинственном? Но полиция расспросит слугу, и он…
– Ничего не скажет, потому что ничего не знает. Но сперва я поделюсь с тобой имеющимися у меня сведениями.
– Сведениями?
– Не перебивай. Да, у меня есть сведения, которыми полиция не располагает. Знаешь, когда заболевает постоялец какой-нибудь гостиницы, отправляются за врачом. Идет обычно швейцар. У него есть знакомые врачи, с которых он получает за вызов тридцать процентов гонорара. Так вот, у нас такая же система. Во всем Париже нет ни одного слуги, ни одного швейцара, ни одного чистильщика обуви, который не знал бы, что получит сто франков, если сообщит нам о преступлении прежде, чем о нем узнает полиция. Теперь тебе понятно, каким образом один из наших людей оказался в «Виши» за четверть часа до полиции?
