– Нет, сэр.
– Но один из них что-то вам сказал, не так ли?
– Нет, сэр, боюсь, вы ошибаетесь. Во всяком случае, я ничего не помню.
– Мадам, – холодно проговорил Ньютон, – я никогда не путаю факты. И больше всего на свете не люблю пустые препирательства. Я вам сочувствую, но позвольте назвать вещи своими именами. Вашего мужа обвиняют в серьезных преступлениях, за которые он может лишиться жизни.
– Но как такое может быть? Мне сообщили, что хозяин таверны, которого Джон ударил шпагой, поправляется. Вы преувеличиваете вину моего мужа.
– Что? Вы продолжаете играть с нами, миссис Бернингем? Удар шпагой – это пустяк, и он не интересует нас ни в малейшей степени. Мы – официальные представители Королевского Монетного двора, и речь идет о фальшивой гинее, которой ваш муж расплатился, выдав ее за настоящую, за что ему грозит виселица, если я не выступлю в его защиту. Вот почему я прошу вас – ради него и ради вас самой – рассказать нам все, что вы знаете о фальшивой гинее. А для полного моего удовлетворения вы должны уговорить своего мужа быть с нами предельно откровенным.
Миссис Бернингем тяжело вздохнула и принялась теребить меховую опушку своего плаща, словно это были католические четки, которые помогли бы ей принять правильное решение.
– Что я должна сделать? – прошептала она.– Что? Что?
– Только доктор Ньютон может повлиять на судьбу вашего мужа, – сказал я, нежно накрыв ее руку своей ладонью.– С вашей стороны будет большой ошибкой считать, что существуют другие способы его спасти. Вы должен освободить душу от бремени, мадам.
Я ничего не знаю, если не считать того, что Джон совершил глупость.
Несомненно. Но расскажите нам о тех оборванцах, которые на вас напали, – настаивал Ньютон.– Что они говорили?
– Тот человек сказал, что если Джон донесет, то побои будут самым малым наказанием, которому я подвергнусь. И что в следующий раз они меня прикончат.
– А больше он ничего не говорил?
– Нет, сэр.
– Но вы знали, что он имеет в виду?
– Да, сэр.
– Значит, вы их все-таки узнали.
Да, сэр. Несколько раз я видела мужа в их компании, но он не называл их имен.
– Где вы их видели?
У дома моей матери на Лиденхолл-стрит, – сказала она.– В «Руне». И в «Солнце».
– Я знаю эти заведения, – откликнулся я.
– Откровенно говоря, – продолжала она, – они самые настоящие отбросы, и он не обращал на них особого внимания. С другими он проводил гораздо больше времени. С джентльменами с биржи. Во всяком случае, я так думала.
