— Господи, — удивлённо почесал голову папа. — Когда же ты, Валерик, повзрослеешь. Одни игрушки на уме. Может, ты и не растёшь исключительно по этой причине? Ты подумай.
— А где они продаются? — настаивал Валерка.
— Раньше в аптеках, хотя теперь их сняли с производства, — сказал папа и задумался. — Постой-ка, постой-ка, припоминаю, что и мне в своё время хотелось такие же часы. И стоили они тогда восемьдесят семь копеек. Не такие уж большие деньги… Но мне их тоже никто не купил.
Валерка понурил голову, осознав смысл слова «тоже».
— Да брось ты расстраиваться, — испортившееся настроение Валерки папе не понравилось. — Вот получу премию, купим тебе тогда… — папа мечтательно прищурил глаза и погрыз кончик треугольника. — Сони Плейстэйшн! Доволен? И двадцать дисков сразу.
Подведя черту под разговором, папа вновь уткнулся в чертёж, над которым карандаш и треугольник продолжали свой загадочный танец.
Валерка криво улыбнулся, силясь показать, что в эту минуту нет в мире человека, счастливее его. Если бы ему пообещали такой подарок вчера или завтра, то он прыгал бы до потолка и вопил от восторга. Но сегодня никакая Сони Плейстейшн не могла заменить Валерке самые обыкновенные песочные часы.
* * *
— На слуху, — нахмурился Миха. — Что значит, на слуху?
— Ну там считалка, — робко сказал Павлик. Он и сам до конца не поверил собаке. Да и в саму собаку не очень хотелось верить. Когда вокруг реальная жизнь, не так-то просто поверить в говорящую собаку, умеющую ходить по балконным перилам.
— Ага, — произнёс Миха, в тоне его чувствовалась неприкрытая издёвка, и Павлик обиделся. — Вон тебе считалочки. Иди, слушай.
Павлик прислушался к малявкам, тычущим друг в друга пальцем, распределяя роли в будущей игре. Они бесконечно повторяли свои тарабарские считалки, словно так и не научились говорить по-русски.
— Тогда стихотворение, — не сдавался Павлик.
— Стихотворение, — повторил за ним Борис. — Если стихотворение, то это к Людке надо, к Васильевой. Она постоянно в поэтических конкурсах выступает.
Четвёрка друзей пересекла двор и углубилась в дебри многоэтажки. Людка жила на шестнадцатом этаже. К счастью, лифт работал.
Ровно гудя, кабина медленно поднималась на верхотуру. Миха хрустел пакетиком от чипсов, надавливая на него подошвой. Павлик, от нечего делать, рассматривал надпись на потолке.
— ХОУ, — прочитал он и удивился. — Надо же, кому-то ещё нравятся книги про индейцев.
Раньше Павлик любил листать старенькое издание Фенимора Купера, рассматривая пожелтевшие страницы с нарисованными индейцами и солдатами, на петлицах которых красовались скрещённые сабли.
