— Я и сам не в восторге от этого, — сказал Масклин. — Но ведь здешние номы все время летают на гусях. Надо только уцепиться за их перья и держаться покрепче.
— Уцепиться! — выкрикнул Гердер. — Да я никогда ни за что не цеплялся!
— Но ведь ты летал на «Конкорде», — вмешался Ангало. — А это самолет, построенный и управляемый людьми.
Гердер сверкнул глазами: он явно не собирался сдаваться.
— А кто построил гусей? — спросил он.
Ангало, ухмыляясь, посмотрел на Масклина, который сказал:
— Что? Не знаю. Должно быть, другие гуси.
— Гуси, гуси! Как могут они обеспечить безопасность полета, что они в этом понимают?
— Послушай, — сказал Масклин. — Они легко могут доставить нас в нужное место. Флоридцы пролетают на них тысячи миль. Представь себе — тысячи миль, и ни тебе копченой лососины, ни хотя бы этой розовой размазни. А уж восемнадцать миль мы как-нибудь продержимся.
Гердер заколебался. Хохолок что-то забормотал.
Гердер прочистил горло.
— Хорошо, — снисходительно сказал он. — Уж если этот заблудший язычник летает на гусях, то мне и подавно это не составит никакого труда. — Он посмотрел на серых птиц, покачивающихся в лагуне. — Разговаривают ли флоридцы с этими тварями?
Талисман перевел его слова Шраб. Та покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Гуси очень глупые. Дружелюбные, но глупые. Зачем разговаривать с теми, кто не может ничего ответить?
— А ты что-нибудь рассказал ей о наших делах? — спросил Масклин.
— Нет. Она не спрашивала, — ответил Талисман.
— А как мы сядем на этих птиц?
Шраб сунула пальцы в рот и засвистела. К берегу подковыляли полдюжины гусей. Вблизи они казались просто огромными.
— Где-то я читал о гусях, — сказал Гердер в каком-то смутном ужасе. — Там было сказано, что одним ударом своего клюва они могут перебить человеческую руку.
— Ударом крыла, — поправил его Ангало, глядя на огромных серых птиц, возвышающихся над ним. — Ударом крыла, а не клюва.
— И уж если соблюдать точность, то это могут делать только лебеди, — негромко поправил Масклин. — А гуси — существа мирные, чуть что — пугаются.
Гердер посмотрел на длинную шею, которая раскачивалась над ним взад и вперед.
— Вот уж не подумал бы! — сказал он.
Много времени спустя, когда Масклин взялся писать историю своей жизни, он описал этот полет как самое страшное из всего, что ему довелось пережить; к тому же, добавил он, еще никогда в своей жизни он не летал так высоко и стремительно.
Ему возражали: но ведь ты же сам писал, Масклин, что самолет летел быстрее звука да так высоко, что внизу даже не было видно земли.
