После некоторого раздумья инспектор Мак-Глусски сказал:
– Я думаю, ты в данном случае прав, как и всегда. Диана переоделась в мужской костюм, чтобы действовать свободнее, чем это было бы возможно в женском платье. А как ты полагаешь, что она сделала после того, как разгромила всю комнату?
– Она пошла в ванную и вымыла руки.
– Это ты уже говорил.
– Говорил для того, чтобы установить факт пребывания убийцы в ванной. За последние два года я часто бывал у Файрфильда и иногда заходил также в ванную. При этом я имел случай убедиться в аккуратности лакея Фергюсона. Он всегда смотрел за тем, чтобы в ванной постоянно имелось четыре чистых полотенца. Но теперь в ванной их имеется всего три, четвертого нет.
– Понимаю. Четвертое полотенце она запачкала и взяла с собой. Но какое это имеет отношение ко всему делу?
– Неужели не соображаешь? Неужели ты не понимаешь, что мужчина не был бы настолько осторожен, чтобы захватить с собой окровавленное полотенце? Это чисто женская тонкость и хитрость. Затем мы видим по уверенности, с которой она тут распоряжалась, что она не опасалась чьего-либо вмешательства. Другими словами, она хорошо знала, что Файрфильд уснул навеки. Если такой человек, как Файрфильд, ложится спать не вымыв руки, то это значит, что он страшно устал. Мне известны все его привычки. А если бы он вымыл руки, прежде чем ложиться, то в спальной имелось бы полотенце. Его нет, стало быть, Файрфильд лег прямо в постель, а так как он, по словам Фергюсона, пришел в веселом и оживленном настроении, то это служит верным признаком того, что он принял какое-нибудь наркотическое средство.
– Вот что я вспомнил! – воскликнул Мак-Глусски, – горела ли еще лампочка на столике, рядом с кроватью, когда Фергюсон обнаружил преступление?
– Нет, лампочка была разбита и осколки валялись на ковре. По всей вероятности, Диана засветила лампочки в гостиной и при их свете орудовала в спальной. Затем она, надо полагать, прошла в библиотечную, так как наверное захотела взглянуть на свой портрет.
– Но почему же она уничтожила свой собственный портрет? Это уж совсем не по-женски, – проворчал Мак-Глусски.
– А кто же тебе сказал, что она его уничтожила? – возразил Ник Картер, – по моему, только вырезала эскиз из рамы и взяла его с собой?
– Для чего?
– Для того, чтобы не оставлять в руках полиции своего портрета, ну а затем, вероятно, просто потому, что это был ее портрет.
– Пожалуй, – согласился Мак-Глусски.
– А может быть ее и прельщало иметь в руках портрет, нарисованный пламенным поклонником ее красоты, – продолжал Ник Картер, – она его сохранит на память.
