При этом, хотя публичные акции правительства почти полностью сосредоточены в сфере актуальной социально-экономической проблематики, даже обыденное сознание фиксирует тот непреложный факт, что проводимый с небывалой жесткостью, превосходящей амбиции “раннего Гайдара”, политический курс — явно буксует. В результате “правительство реформаторов” вползает в очередное, грозящее оказаться небывало мощным, обострение кризиса государственности — почти без поддержки снизу и без инструментов его блокирования.
Наивные надежды на инерцию естественных центростремительных тенденций обрушились еще в эпоху внутрироссийского “парада суверенитетов”, вынудившего федеральный Центр к подписанию множества “асимметричных” Договоров о разграничении полномочий и предметов ведения с национальными автономиями.
Попытка скрепить многонациональную страну по Бисмарку, “железом и кровью”, — рухнула с уходом из Чечни, и сегодня, в момент яростных коллизий вокруг реформирования армии, может показаться выходом из положения только уж очень “отстраненному” от реальности политику.
Упования на возможность склеить политическое пространство страны по Тютчеву, “любовью” — после “десятилетки ненависти” и множества вспухших этнотерриториальных конфликтов представляются нынче прекраснодушными мечтаниями.
“Коммерческий прагматизм” реформаторской региональной политики, ставящий во главу угла трансферты, “свободные экономические зоны” и (как в случае Чечни) раздел доходов от совместных регионально-федеральных экономических проектов — спотыкается и на катастрофической нехватке у Москвы “пряников” для такой политики, и на уже обозначенной возможности регионов напрямую обращаться за “пряниками” к добрым дядям из дальнего зарубежья.
Попытка чисто административного воздействия на субъекты Федерации, начатая “комиссарским” экспериментом в Приморье, пока провальна, и есть все основания считать, что ее подтвержденное президентским указом продолжение способно создать глубокий и патовый конфликт с сенаторами (которых, как известно, без стрельбы разогнать невозможно).
Кавказский кризис отмечен как нарастающим вайнахо-осетинским противостоянием (волна террора и захватов заложников, заявления Аушева, Масхадова и Галазова, выход Басаева из правительства Чечни и создание с его участием некоей частной “охранной ассоциации” из бывших полевых командиров и боевиков), так и резким повышением градуса внутридагестанских конфликтов (аварцы, кумыки, чеченцы-аккинцы). Он усугубляется решениями правительства РФ о ликвидации СЭЗ в Ингушетии и безлицензионного производства водки в Северной Осетии. Все это ставит население глубоко кризисного региона с “лежачими” предприятиями и огромной безработицей в почти безвыходную ситуацию и грозит “новой кавказской войной” гораздо более крупного масштаба, чем чеченская.
