Покуда родственники в ресторане лакомились приготовленной на заказ рыбой и обсуждали порядок погребения, Кинкас Сгинь Вода в ловких руках служащих похоронного бюро превратился в Жоакима Соареса да Кунья.
Спор возник из-за одной детали - откуда нести гроб на кладбище. Ванда думала привезти покойника домой, поставить гроб в гостиной и устроить велорио с пирожками, кофе и ликером. Позвать отца Роке для ртпевания. А похоронить рано утром, чтобы могло прийти побольше народу - сослуживцы Леонардо, старые знакомые, друзья семьи. Но Леонардо воспротивился. Зачем везти покойника домой? Зачем приглашать друзей и соседей и причинять беспокойство куче людей? Только для того, чтобы все снова стали вспоминать безумства умершего, его недостойную жизнь в последние годы? Зачем выставлять себя на позор перед всеми? Хватит с него сегодняшнего утра в конторе. Ни о чем другом и разговору не было. Все знали историю Кинкаса, без конца говорили о нем и хохотали. Он, Леонардо, никогда даже не представлял себе, что тесть натворил столько всяких дел. Прямо в дрожь кидает... И вдобавок ко всему многие ведь думали, что Кинкас умер и давно похоронен, а некоторые считали, что он живет себе преспокойно, где-то в провинции. А дети? Они же чтят память добродетельного дедушки, почившего в мире! И вдруг родители явятся с трупом бродяги под мышкой и сунут его под нос невинным малюткам. Не говоря уж о хлопотах и о расходах, которые придется еще нести (как будто мало того, что они оплатили и похороны, и новый костюм, и ботинки). Ему, Леонардо, самому давно уже нужны новые туфли, а он вынужден экономить и без конца отдавать в починку свою единственную пару. А тут вдруг такие затраты! Когда он теперь сможет купить себе ботинки?
Тетя Марокас, весьма пышная дама, отличавшаяся особым пристрастием к заказным рыбным блюдам, придерживалась другого мнения:
– Самое лучшее, сказать всем, что он умер в провинции, что мы получили телеграмму. А на седьмой день устроить панихиду. Кто захочет, тот и явится, и нам не придется никого возить за свой счет на кладбище.
Ванда подняла вилку:
– Как бы то ни было, он мой отец. И я не желаю, чтобы его закопали, как какого-нибудь бродягу. Если бы речь шла о твоем отце, Леонардо, тебе бы это понравилось?
Дядя Эдуардо не любил сантиментов.
– А кем же он был, по-твоему, не бродягой, что ли? Самым поганым во всей Баие. Хоть он мне и брат, а я не могу не признать этого.
Тетя Марокас икнула. Желудок ее был переполнен, сердце тоже:
