Пришла Като как-то к священнику и взмолилась:
– Разведи меня, батюшка, с этим человеком!
Священник пристально раза три оглядел Като с головы до ног и, усмехнувшись, осведомился:
– Почему?
– Просто так! - отрезала Като.
– Просто так и цыпленок не оперится, - отпарировал священник.
– Мужняя я баба али нет? За три года ни разу меня не тронул. Так тоже не оперится цыпленок?!
Священник нахмурился, озадачился. Думал, думал и изрек:
– За ради этого не могу развести, дочь моя. Когда бы он к соитию вообще не способен был, то вера и церковь снизошли бы к твоей просьбе, но у него шестеро мальцов своих и...
Като залилась слезами и, перемежая речь всхлипываниями, забормотала:
– Что делать, батюшка, в какой мне омут кинуться! Не знала б мужика, может, и стерпела бы, да я ж вдовая, вкусила радость, пропади она пропадом... Ладно, пусть не это, я детей хочу своих или право не имею?!
Священнику было лет под тридцать. Он смотрел на молодуху и диву давался: "Надо же, такая соблазнительная бабенка рядом лежит, а он - ни-ни. Возможно ли такое? А Ило? Шестерых на свет произвел, мужик, можно сказать, в соку, чуть больше сорока. Что с ним могло такое статься, что он ее "не трогает" ?.."
– Хорошо, дочь моя, ступай, я поговорю с ним, и, если он будет вести себя по-прежнему, я знаю, как с ним управиться.
Думаю, священник и вовсе не знал, как будет управляться. Призвал батюшка к себе Ило Коташвили:
– Почему не спишь с женой?
– А с кем же я, по-вашему, сплю? - удивился Коташвили. - Тахта одна на всех, вместе на ней и спим.
В старину в крестьянской избе помещалась одна большая тахта, на ней спали и взрослые, и дети. Зыбки с новорожденными и те на ней стояли.
– Я не об этом. Пошто бабу не ублажаешь?
– А как я должен ее ублажать? - вопросом на вопрос ответил Ноташвили.
– А так, как мужик бабу ублажает, - пояснил священник.
– Что вы, отче, как я осмелюсь на такое... Она мне детей ростит, от зари до зари вся в хлопотах, с ног валится, до того ли ей. Бог свидетель!
Священник слушал его и думал: он и в самом деле такой болван или ваньку валяет, а когда ваньку валяет, что же у него такое на уме?
Надо полагать, отец небесный не прояснил его мыслей, потому как батюшка только и нашелся, что сказать:
– Дурак ты, братец. Ступай и ублажай ее как положено, не то получишь у меня!
Повернулся Коташвили и пошел себе восвояси, но от угрозы отчевой, видать, отмахнулся и наказа его не выполнил, потому как спустя месяц Като снова заявилась к священнику и на этот раз тверже и решительнее потребовала незамедлительного развода.
