Только теперь на месте оленя оказался сам Маггот. До самых сумерек он водил преследователей за собой по болотам, пока не оказался у подножия невысокого, но достаточно крутого утеса, высившегося над безымянным ручьем. На вершине утеса росло несколько деревьев, с которых свешивались длинные и прочные стебли дикого винограда. Маггот проворно вскарабкался по ним наверх, где оказался в полной безопасности. Правда, преследователи все же выпустили в него наудачу несколько стрел, как только Маггот на секунду показался из своего укрытия, но выстрелы не причинили (да и не могли причинить) никакого вреда. Бородатые охотники это тоже поняли и, собравшись в кружок у ручья, принялись совещаться. Но времени на бесполезное рысканье по болотам они потратили много, и ночь была уже не за горами. Небо из багрово-красного сделалось темно-синим, почти черным, и в конце концов охотники подались восвояси, решив, по-видимому, отказаться от погони.
Давно пора…
Маггот тоже устал и был зол, как десять тысяч троллей. Кроме того, ему необходимо достать какой-нибудь еды и пополнить запас стрел. Поразмыслив, он пришел к выводу, что самым верным источником и того, и другого могли стать все те же охотники. Должны же они как-то поплатиться за то, что напали на человека, который не сделал им ничего плохого?! Маггот не привык тратить время даром, поэтому как только последний из охотников затерялся в сгустившемся мраке, он бесшумно спустился с утеса и двинулся следом, рассчитывая добраться таким образом до вражеского лагеря. Ему, впрочем, приходилось беречь раненую ногу, поэтому он сразу же отстал от охотников, не успев даже заметить, в какую именно сторону они пошли. Но вот странность: тот самый Маггот, который еще недавно твердо знал, что не будет иметь с людьми ничего общего, теперь исполнился решимости во что бы то ни стало отыскать их снова.
2.
Весной на ночных равнинах все незнакомые тропы заканчиваются тупиками, теряются в болотах или в непроходимых зарослях молодого подлеска. Даже Маггот, выросший с троллями, которые, как известно, не выносят дневного света, не смог сразу отыскать тропу, которая провела бы его через заболоченные низины и топи, раскинувшиеся там, где летом едва струились между холмами неглубокие ручейки и речушки. Поэтому он двигался медленно и осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку, которую могли устроить на его пути охотники (сам он на их месте именно так бы и поступил). В довершение всего рана у него на ноге начала болеть по-настоящему, и Маггот не раз проклял день и час, когда спустился с гор в эту холмистую долину. Пару месяцев назад, когда он впервые увидел ее с вершины скалистой гряды, она буквально зачаровала его обилием дичи и полным безлюдьем, но теперь положение коренным образом изменилось. С приходом весны вся дичь куда-то исчезла, а неведомо откуда появившиеся охотники устроили форменную облаву на него самого, и Магготу это очень не нравилось. Донесшийся откуда-то с далеких холмов голодный рев саблезубого тигра тоже показался ему недовольным и разочарованным - казалось, хищник разделяет его раздражение.
