– Вы, Иван Сергеич, проходили службу в группе «Африка», – сказал Шахов и посмотрел Ивану в глаза. Таранов никак не изменился в лице, но подумал: откуда? Откуда подполковник может это знать?… Сама по себе информация о группе была настолько закрытой, что даже внутри ГРУ о ней знало очень ограниченное количество лиц.
– Вы, я вижу, удивлены, – произнес Лидер.
– Нисколько. Я впервые слышу о какой-то группе «Африка». Так же, как и о вашей Организации, – ответил Таранов.
– Я не ожидал другого ответа, – сказал Шахов. Мимо плыли освещенные набережные, и их свет отражался в черной невской воде. Лицо ликвидатора-одиночки Таранова было сосредоточенно. Шахов понимал, что Африканец напряженно обдумывает ситуацию. Шахов не торопил, молчал, ждал.
– Ладно, – сказал Таранов, – бог с ней, с «Африкой». Вы что-то хотели рассказать мне об Организации?
* * *
Катерок скользил по темной воде, с левой стороны показались Кресты. Оба – Лидер и Таранов – одновременно посмотрели на тюремные корпуса со слабо освещенными окнами камер… Оба подумали об одном и том же: от сумы и от тюрьмы… Шахов продолжил:
– Ваш вопрос – о целях и задачах Организации – скорее, все-таки риторический. Вы, Иван Сергеич, на личном опыте имели возможность убедиться, какой это спрут – наркобизнес. А я, прослужив четверть века в милиции, имел возможность убедиться, насколько неэффективна борьба с этим злом… В последнее же десятилетие творится вообще нечто невообразимое и мерзкое. Я мог бы проиллюстрировать все цифрами, но не хочу вас утомлять. Скажу только, что, по самым скромным оценкам, за год в России погибают от наркотиков не менее двухсот тысяч человек. Это население такого города, как, например, Псков. За один год! Вы понимаете?
Таранов на секунду представил себе полностью вымерший Псков: безлюдные улицы… ветер… мусор… стаи собак… стаи воронья над церковью Космы и Дамиана. Город – мертв! Над его церквами, домами, улицами, над берегами Великой не звонят больше колокола. По воде Великой плывут трупы… и маленькие голодные змеи выжирают мозг изнутри… и каждый день – смерть до прибытия… Каждый год – вымерший город.
– Да, я понимаю, – сказал Таранов. Шахов помолчал несколько секунд. Потом продолжил:
– За год – город!… Это война, Иван, это война на уничтожение. И первыми в ней погибают те, кому сегодня пятнадцать-семнадцать лет – будущее нации. Никакая Чечня не уносит столько жизней, сколько шприц с героином… Погибают мальчишки и девчонки. Погибают мучительно, тяжело. У нас на глазах. Большинство из них никогда не обзаведутся семьей, не родят детей. А если родят – какими вырастут эти дети? Это страшнее, чем Чернобыль. – Шахов снова на несколько секунд замолчал. Возможно, он ожидал вопроса, но Таранов молчал. Тарахтел дизель, остро пахло водой, плыли мимо гранитные берега. Шахов кашлянул и произнес:
