Не отвечая, Карамелькин еще раз печально вздохнул и достал сигарету.
– Света, ты не будешь возражать, если я закурю? - спросил он тоном голливудской кинозвезды.
– Еще как буду! - запротестовала Света, разливая заварку по стаканам.
– Надо бросать курить, - сказал Дамкин. - Это вредная привычка.
– Ты сам куришь, а меня еще критикуешь!
– Зато я никогда не говорю, что брошу курить, - возразил Дамкин. - И когда я курю, то широко улыбаюсь, а улыбка, как известно, удлиняет жизнь человека, так что все компенсируется.
– А ты всегда куришь с очень мрачным выражением лица, - подхватил Стрекозов. - Дымишь, как будто мешки грузишь. И лицо у тебя при этом, как у трактора.
Светлана рассмеялась.
– Опять вы меня хотите обидеть!
– Мы заботимся о твоем драгоценном здоровье!
– Карамелькин, - спросил Дамкин. - А ты не одолжишь нам восемь рублей? Со следующего гонорара отдадим.
– Были бы у меня восемь рублей, - протянул программист, - я бы у вас сейчас не сидел, а зашел бы пообедать в институтскую столовую. У меня и так трагедия с этими деньгами! - сообщил он с важным видом.
Карамелькин считал, что он умеет ловко перевести разговор в нужное ему русло. А больше всего он любил поговорить о себе и о своих проблемах.
– Что за трагедия?
Карамелькин тяжко вздохнул, после чего охотно поделился своим горем.
– Сегодня у нас в НИИ всем раздавали премии, а мне не дали. Даже Шлезинскому дали сорок рублей, а мне - нет. У нас начальник такая сволочь! Себе выписал сто пятьдесят, а мне - ни копейки!
– Если начальник будет всем выписывать премию, - предположил Стрекозов, - то ему самому не хватит.
– Да ты, наверное, и работаешь плохо, - сказал Дамкин. - Ничего не делаешь, поэтому премии не заслужил.
– Я вкалываю, вкалываю, а от шефа никакой благодарности!
– А ты уже написал свою крутую программу?
– Да на фиг она нужна? - удивился Карамелькин, словно он не распинался о своей программе три недели подряд.
Эта удивительная супер-программа должна была обсчитывать погрешности каких-то измерительных каналов, и за нее Карамелькин намеревался получить кучу премий, в том числе и премию Ленинского комсомола.
Терять всякий видимый интерес к своим собственным замыслам было в обыкновении Карамелькина. Программист быстро увлекался каким-нибудь делом, но запала обычно хватало на месяц или два, не больше. Проходило время, и Карамелькин уже слышать не хотел о том, чем так восхищался совсем недавно.
Не удивительно, что на работе были недовольны Карамелькиным. Он постоянно просыпал начало рабочего дня, иногда часов на пять, или по своей рассеяности начинал заниматься не тем, за что в настоящий момент могли дать деньги. В прошлом году из-за Карамелькина весь отдел лишили премии, и многие сотрудники на него обозлились. Правда, по версии Карамелькина, он никогда ни в чем не был виноват, просто это вокруг него были сплошь одни недоумки и идиоты.
